О независимости суда

Научный редактор журнала «Эксперт» Александр Привалов в своем блоге размышляет об упрощении и экономичности судебной системы России.

Уголовное судопроизводство решено упростить и удешевить — к этому направлен законопроект, внесённый правительством в Думу.
Он расширяет список статей УК, по которым возможен т. н. особый порядок рассмотрения дела: в обмен на полное согласие подсудимого с обвинением суд это обвинение принимает, не рассматривая по существу, зато даёт не более двух третей предусмотренного законом наказания. Сейчас суд может слушать в особом порядке дела по составам, где наказание не превышает десяти лет лишения свободы, — предлагается поднять эту планку до пятнадцати лет, так что в особом порядке станет можно рассматривать дела, например, об умышленном убийстве. Правительство уверено, что «реализация законопроекта без ущерба целям правосудия снизит расходы средств федерального бюджета, связанные с рассмотрением дела по существу и вызовами в суд участников уголовного судопроизводства, значительно сократит сроки рассмотрения уголовных дел судом». Эксперты же неправительственные почти в унисон говорят о неизбежном ускорении деградации и следствия, и самого суда.
Довод о возможной экономии, на мой вкус, стыдно читать: на суды общей юрисдикции бюджет тратит в год примерно по 120 млрд рублей — это в пять с половиной раз меньшеминимальной оценки наших трат на подготовку к ЧМ-2018! Что же до «без ущерба целям правосудия», так это смотря что считать его целями. Если знаменитую раскрываемость, то точно без ущерба и даже с приобретениями: нераскрытых преступлений будет всё меньше и меньше. Теоретически говоря, признаний вины у нас не выбивают, а что на практике — люди говорят разное. Лови троих или четверых, запирай, да и жди себе, кто из них первый признается; на связность же обвинения при особом порядке суд и смотреть не будет. В других странах — в Штатах, например, — подобные сделки применяются либо в делах мелких, либо уж в обмен на важные сведения, сообщённые обвиняемым прокуратуре. У нас пошло не так: хотя особое рассмотрение введено лишь четыре года назад, уже сейчас чуть не половина дел, особенно в глубинке, поступает в суды таким манером — и суды практически не глядя утверждают выводы обвинения. После же принятия нынешнего законопроекта особый порядок и вообще не будет знать удержу. К тому же приговоры, вынесенные в особом порядке, то есть без разбирательства по существу, охотно используют как аргументы в смежных процессах — против фигурантов того же уголовного дела, своей вины не признавших. Опять же, теоретически статья 90 УПК («Преюдиция») прямо запрещает так предрешать виновность лиц, не участвовавших в рассмотрении дела, но на практике, даже в самых резонансных делах, получается и по-другому.
Обсуждаемый проект прекрасно смотрится в паре с инициативой ВС: снова ограничить юрисдикцию суда присяжных — теперь лишь теми преступлениями, за которые грозит пожизненное заключение. Масштабы очередного ограничения невелики: говорят, сейчас в год присяжные разбирают около шестисот дел, а будут около пятисот, — но важен вектор перемен. А он бесспорен: поскольку присяжные оправдывают чуть не четверть обвиняемых, а профессиональные судьи — меньше процента, то новшество ещё ужимает шанс соскочить с конвейера, на котором штемпелюют обвинительные заключения.

Пора наконец спросить себя, почему же многолетние — и не встречающие никаких возражений! — призывы к независимости третьей власти приносят так мало плодов, а настоящая тенденция, как мы видим, направлена в обратную сторону. Иногда говорят, будто первая власть держит третью в таком жёстком подчинении, чтобы в политически важных делах не опасаться неправильного вердикта. Это было бы странно: для политически важных дел особых рычагов не требуется. Вон, при всей независимости американских судов, тамошний Белый дом не сомневается же, что ни в одном суде США Сноудена не выручит никакая первая поправка. Нет; власть, возможно, и сама хочет независимого суда, но хочет не слишком сильно, в вялом режиме «конечно, хорошо бы» — и всё время находятся более важные дела, не дающие ненасущное желание утолить.
Реальная независимость судов не соткётся из воздуха ни по приказу, ни по результатам референдума; даже при наличии вроде бы задающих её правовых норм она вырастает (может вырастать) в привычную силу в ходе повседневных столкновений более или менее независимых субъектов как небезопасный и никого особо не радующий, но в итоге оптимальный способ охраны своих интересов. В России же этих самых более или менее независимых субъектов не то чтобы нет, но их количество, как и степень их независимости, с годами явно сокращаются. Я сейчас не только о том, что в стране несуразно мало — и всё меньше — денег, не проистекающих сразу или через одно колено из казны. То, что способность и юридического, и физического лица отстоять себя при внешней атаке в девяноста девяти случаях из ста зависит если не от «крыши», то от «завязок» во властных структурах (прежде всего в силовых), нельзя объяснять только слабостью судов. Государство продолжает наращивать влиятельность прямо или чуть косвенно контролируемых им структур, что плохо совместимо с разведением вольных самодостаточных субъектов, а значит, и с независимостью суда.
Председатель думского комитета по экономической политике Руденский объяснял на недавнем заседании Либеральной платформы ЕР незаменимость концепциикорпорация Россия: ключ к экономическому росту и вообще к успеху — «ориентировать все уровни и ветви власти, хозяйствующие субъекты и граждан на единый конечный результат — эффективность корпорации Россия»; ну, естественно, «при максимальной свободе предпринимательской активности». Конкурентоспособность отечественной экономики очень важна, но конкурировать-то надо не внутри России, а России как корпорации — вовне, на глобальном уровне. Плодотворность такой концепции — отдельный вопрос, но очень похоже, что она — во всяком случае, в одной из возможных форм — прекрасно описывает базовые намерения власти. Между тем очевидно, что для её реализации хрестоматийная независимость суда не нужна, а то и противопоказана. А вот суд, ограниченный ролью юротдела, а то и канцелярии силовых структур, к чему так явно клонятся нынешние законопроекты, — подходит замечательно.