Соседка нижегородского детоубийцы слышит детские голоса

В начале августа эта кровавая драма в Нижнем Новгороде потрясла всю страну. Больной шизофренией многодетный отец Олег Белов убил и расчленил своих шестерых детей и беременную седьмым ребенком жену Юлию. Маньяка задержали, а нижегородских правоохранителей и работников соцзащиты привлекли к ответственности. Что изменилось с тех пор?

На официальном уровне ничего – межведомственные проверки все идут и идут, и им не видно ни конца, ни края. Тем временем корреспондент отправился в спальный район Верхние Печеры, в обычный панельный дом, где и произошла трагедия.
Жители дома превратились в звезд телевидения
Два месяца назад здесь стоял огромный табор правоохранителей и журналистов, а малоизвестный дом и его обитатели вмиг стали знаменитыми. Сейчас здесь тихо. Все так же на лавочках сидят мамаши с колясками и всезнающие старушки.
С тех пор, как из злополучной квартиры вынесли несколько свертков с человеческими останками, трагедия обросла все новыми подробностями. Старушки неожиданно вспомнили многие моменты, которые они, якобы в шоке от случившегося, запамятовали. Например, про то, что, оказывается, горе – папаша постоянно проявлял свое «маньячество» уже не только по отношению к несчастной супруге и детям, но и к ним самим. Например, скалил зубы, а то и страшные рожи корчил.

После того как в СМИ раструбили, что соседи постоянно слышали вопли детей и их матери, но никак не прореагировали, бабушки стали утверждать про свое деятельное участие в жизни этой семьи. Дескать, они и продукты замученной бытом матери Юлии покупали, и мужу–тирану в обиду не давали. Одна бравая бабуля поведала, что она лично отпугивала изувера клюшкой — «чтобы не повадно было!». Увы, скорее всего, причиной появления таких подробностей была не неожиданно проснувшаяся память, а телевизор. Старушкам было очень лестно, что их рассказы «попадают в ящик», и со временем фантазия все более разыгралась. Тем более, что эта история постоянно обрастала все более ужасающими подробностями.
Пока мы беседовали на лавочке, нашу беседу прервал окрик из окна: «Марья, опять евонного по телеку показывали!». Это подразумевало, что обитательницы скамейки пропустили очередной телесюжет про их соседа. А их более бдительная подружка – нет! Бабушки заспешили по квартирам, заявив напоследок, что во всем случившемся виновата некая Надька, которая вовремя в милицию не позвонила. Кто она такая, гвалт старушечьих голосов пояснить так и не дал. Да и увидев, что я достаю камеру, бабушки оперативно разбежались.
«Мать Юли обвинила меня в ее смерти»
Я припомнил, что так звали соседку по лестничной клетке злополучной семьи. Юля вместе с детьми несколько раз пряталась от мужа в ее квартире. В том числе и перед трагическим финалом их семейной жизни. Увы, кроме временного приюта соседка ничего предложить не могла. В то же время из злополучной квартиры постоянно слышались дикие вопли супруга и крики о помощи матери и детей: «Убивают!».

Подъезд оборудован домфоном, и какое-то время я ожидал, чтобы кто-то из него вышел. Оставалось только разглядывать окна квартиры Беловых на втором этаже. Самое интересное, что с тех пор, как там произошла трагедия, они не изменились. Только тогда они были открыты нараспашку, чтобы выветрился запах мертвой плоти, а сейчас, несмотря на прохладную погоду, форточки тоже были открыты. Из заделанного дешевыми стеклопакетами балкона торчал детский снегокат. Тем временем, ходили слухи, что муниципальную квартиру Беловых хотят прибрать какие-то проходимцы — «черные риэлторы».
Но вот я попадаю в подъезд и стою перед массивной железной дверью в тамбур. Нажимаю в звонок, но мне никто не открывает. Тем временем, за железной дверью слышится какой-то шорох, дверь распахивается и появляется та самая злополучная «Надька». Я машинально смотрю на дверь в квартиру Беловых: на ней сорванные после опечатывания бумажки и навесной замок с дужкой.
Между тем
В соцзащите Нижегородского района заявили, что пока не закончится расследование, судьбу квартиры они решить не могут. Также возбуждены дела на участкового Дмитрия Обливина и его четверых вышестоящих коллег: начальника городского отдела полиции №5 Александра Вольчака, его заместителя Вячеслава Никитина, а также на начальника подразделения участковых Виктора Миллера и еще одного участкового Владимира Филимонова. Поначалу следователи громогласно заявили, что полицейские никак не реагировали на неоднократные жалобы жены Белова и отказывали в возбуждении против него уголовного дела. Но и о ходе следствия так же ничего не сообщается.
Надежда очень нервозна, но на диктофон в моей руке не обращает никакого внимания. По ее рассказам, после того, как тела убитых матери и детей увезли, квартиру опечатали. Потом пришла мама Юлии, Валентина Зайцева, сорвала опись и искала детскую одежду, чтобы похоронить малюток. После ухода она приделала тот самый навесной замок. Позже она явилась на сороковой день.
— Она меня неожиданно обвинила во всем случившемся, — вспоминает Надежда, — Дескать, я допустила, что убили ее дочь и внуков. А что я могла сделать? Я нянька что ли за ними смотреть: они то дерутся, то любятся–обнимаются. А под конец вообще непонятно стало: плачут дети за дверью или наоборот – смеются? Со стороны легко рассуждать, а попробуй, поживи с такими соседями?! Я не выдержала и спросила Юлину мать, что же она дочь с детьми к себе не увезла? Она мне так ничего и не ответила. Уехала к себе в Ковров и больше не появлялась…
С тех пор в квартире никто не появлялся. Ни опека, ни полиция, вообще никто. В то же время квартира муниципальная, как и многие в этом доме. В доме шли разговоры, что туда должны по льготам поселить другую многодетную семью. Но как в ней жить, зная, что здесь больной изувер убивал своих детей? Или позвать священника и окропить помещение? Соседка признается, что от такого соседства ей страшно:

В квартире Беловых от ветра стучат незакрытые форточки и воет ветер. По ночам особенно страшно, как будто призраки какие бродят… Я после того, как это случилось, долго заснуть боялась — кофе пила много. А потом наоборот, таблетки ела чтобы заснуть хоть как-то… Но не помогает, не могу заснуть. Кажется, что детские голоса раздаются… А засну, Юлин голос слышен… Я себя не виню, чем могла помочь – помогла, только все равно на душе не спокойно. Я бы съехала отсюда, но у меня такая же муниципальная квартира. Деваться некуда, другую не дадут.