Депутат Илья Пономарев о декабрьской амнистии

…Быть или не быть? С этим вопросом я три месяца назад ехал на Валдайский политический форум.

Пресса вовсю шумела про «диалог власти и оппозиции», представляя дело так, что едва ли не все собрание было организовано с единственной целью встречи нескольких «договороспособных» оппозиционеров с президентом Путиным. Мы же, предполагаемые участники «диалога»: Гудков, Рыжков, Собчак и ваш покорный слуга, до последнего не знали, состоится ли что-нибудь вообще или нет.
Несмотря на всю шумиху, для нас все выглядело довольно обыденно: очередной форум, очередная дискуссия на тему ожиданий «среднего класса» и «рассерженных горожан», очередная попытка сформулировать причины резкого роста протестных настроений в конце 2011 года, очередная галочка, которую ставила администрация президента в графе «выстраивание диалога с гражданским обществом». Ну разве что уровень участников должен был быть повыше обычного; ну так всё равно никто не обещал, что будет возможность реального диалога с «лицами, принимающими решения».
И мы, завтракая перед началом Валдая, договорились: постараться любой ценой прорваться к президенту, чтобы поставить главный для нас вопрос — свободу политзаключенным, узникам «болотного дела».
Вопрос об амнистии. Главный для меня вопрос уходящего 2013 года.
Про амнистию сказано уже много. Больше всего про нее говорили те, кто вместе с нами стоял на тех самых митингах протеста и скандировал «Свободу политзаключенным!». Говорили отнюдь не положительные слова, хотя по идее я считал своим прямым поручением добиваться свободы для наших товарищей.
Сначала нас с Владимиром Рыжковым ругали просто за то, что мы ею занимаемся. Мол, это дело бесперспективное и бесполезное. Ругали за то, что мы говорили о необходимости амнистии лично Владимиру Путину.
Говорили, что стоять рядом с этим человеком и вести с ним разговор могут лишь предатели, как выразился Навальный, мурзилки, жулики и мутные личности, которых надо гнать из оппозиции.
Но в итоге амнистия состоялась. Не такая, как хотелось бы, но лучше, чем могла бы быть.
Под амнистию попали восемь узников Болотной, среди которых — два моих помощника; попали Pussy Riot и экологи «Гринпис», участники дела «Антифа-RUSH». А потом еще неожиданно выпустили Ходорковского. И что-то непонятно-обнадеживающее стало происходить с делами Константинова и Удальцова – Развозжаева.
Хотя даже ради свободы одного человека амнистией стоило заниматься…
На самом деле я до сих пор убежден, что в том, что вышли не все, виноваты в том числе и мы сами. Лишь один из предложенных проектов амнистии был сделан юридически правильно, чтобы на свободу вышли все узники Болотной. В Госдуму его внесли три коммуниста: Анатолий Локоть, Борис Кашин, Вячеслав Тетекин и ваш покорный слуга. Он был построен по образцу амнистии 1994 года, когда на свободу выпускали не по статьям, а по признаку участия в событии (в том случае — событиях октября 1993 года).
Увы, коллеги-либералы (как в оппозиции, так и во власти — КСО и СПЧ) решили использовать повод, чтобы «добавить» к болотникам еще и экономические преступления, которые не удалось подвести под провалившуюся амнистию Бориса Титова. Классовая близость посаженных бизнесменов некоторым моим коллегам понятна; но ведь понятно же было, что закончится эта попытка обрезанием амнистии в целом!
Потому что было предложено привязаться не к событию, а к статьям Уголовного кодекса. Но очевидно, что государство никогда не согласится освободить людей, например, по 318-й статье — «Насилие над полицейскими». Я бы сам был против. Ведь помимо 28 «болотников» существует несколько тысяч реальных преступников, что, их тоже надо простить?
Тем более что на Болотной площади никакого насилия не было! В итоге выпустили не всех. Еще один шанс окончить начатое два года назад гражданское противостояние был упущен; опять ни мира, ни войны.
И вот — вновь продолжается бой…
Так зачем власть вообще пошла на переговоры и отпустила оказавшихся сейчас на свободе активистов?
Самый серьезный аргумент скептиков, не веривших в амнистию, сформулировал несколько месяцев назад Станислав Белковский: Путин понимает, что, выпустив политических, он себе сторонников в среде протестующих всё равно не приобретет. Зато этот шаг может быть воспринят как слабость, спровоцировав новый виток противостояния.
Вообще говоря, Станислав сформулировал точную формулу тупика, в котором оказалось российское государство, ведомое как прокремлевскими, так и оппозиционными популистами: раз любое полезное начинание власти будет обязательно воспринято обществом как а) капитуляция коварного врага б) попытка освоить очередную порцию бюджета в) хитрая разводка Володина-Суркова-кровавой гебни-кого-еще-там, то какой смысл делать что-то для этих самых креативных слоев?
Меня всегда поражало, что главные противники инициатив типа «Сколково»-«Роснано»-РВК находятся не в среде силовиков или нефтяных генералов, а в среде «продвинутой» оппозиции.
Но если попытки модернизации воспринимаются наиболее модернизированными слоями исключительно как воровство, а попытки либерализации — как способ удержаться у власти, то чего ж мы требуем-то тогда?
Ну они же там, в Кремле, не мазохисты, в конце концов!
Тем не менее решение об амнистии после некоторых колебаний было принято, причем нам с Дмитрием Гудковым дали даже провести довольно существенную поправку в Госдуме, распространяющую ее на тех, кто еще только ждет суда; иначе ни подсудимые по «делу 6 мая», ни «Гринпис» на свободу бы не вышли. Почему?
Ответ, мне кажется, простой. Такая амнистия решает две важные для Кремля задачи. Первая и главная — международная. Резонансные дела (прежде всего Pussy Riot, «Гринпис» и дело ЮКОСа) надо было как-то перед Олимпиадой прекратить, по возможности «не поступившись принципами».
Это и было сделано; волна бойкотов Игр, думаю, остановлена.
Вторая и чуть менее очевидная — углубление раскола внутри оппозиции и ее дальнейшая маргинализация.
Это один из главных методов борьбы власти: «разделяй и властвуй». За последний год проведен целый ряд «спецмероприятий», направленный на разделение различных групп в оппозиционной среде. Самые успешные, конечно, начались год назад вокруг выборов в Координационный совет, и продолжались в течение всего 2013 года: левых поссорили с либералами; системную оппозицию с несистемной; навальнистов со всеми остальными; и, наконец, «оппозиционеров-прагматиков» с «революционерами».
Последняя линия и нашла свое отражение в истории с амнистией. Нужно было, во-первых, спровоцировать личную обиду у неприглашенных «лидеров оппозиции» на засветившихся на Валдае; во-вторых, заново поднять тему «рукопожатности»; в-третьих, подчеркнуть, что как минимум часть протестующих признала Путина легитимным президентом и готова с ним взаимодействовать как с главой государства.
У власти все эти задачи получилось выполнить в полном объеме, можно поздравить авторов идеи. Дешево и сердито, как говорится. Только означает ли эта победа Кремля, что оппозиция проиграла?
Если называть оппозицией политическую интернет-тусовку, думаю, стоит согласиться: она проиграла. Если же думать в категориях «увеличили ли мы вероятность постепенного прихода к власти новых лиц» и «можно ли ожидать позитивных политических реформ», то я уверен, что мы выиграли. Я много раз говорил коллегам и писал в СМИ, что есть два пути политической борьбы: партизанская борьба за власть, или использование ограниченных возможностей, предоставляемых системой, для взятия власти легальными методами.
Путь каждый выбирает для себя сам. Многие коллеги пытаются не делать этот выбор: они как бы одновременно и радикальные оппозиционеры и в то же время как бы участвуют в выборах. Естественно, в этой ситуации не получается ни восстание организовать, ни выборы выиграть.
В наступающем 2014 году я вижу две больших избирательных кампании, которые может выиграть оппозиция: выборы в Мосгордуму и выборы мэра Новосибирска. Уверен, что власть попытается по ходу еще не раз передернуть карты и поменять правила игры. Тем интереснее будет ее переиграть…
А за свободу всех из более чем тысячи российских политзаключенных (а о большинстве из них не только не пишут СМИ, но и не говорят на митингах — о левых и о националистах, о нацболах, об этнических и религиозных группах, о профсоюзных активистах) нужно бороться дальше. Пока в тюрьмах сидит хотя бы один политзек, останавливаться мы не должны. При всех наших политических разногласиях.