Вспоминая 121-ую статью

9 января 1924 года в Тбилиси родился Сергей Параджанов. Спустя 50 лет его — тогда уже режиссера и художника с мировым именем — приговорили к пяти годам исправительно-трудовой колонии строгого режима за «мужеложство».

Давайте вспомним деятелей советской политики и культуры, осужденных по одиозной 121-й статье УК РСФСР.
Сергей Параджанов
В 1968 году группа советских писателей, художников, ученых и артистов обратилась с открытым письмом к генсеку ЦК КПСС Леониду Брежневу, председателю совета министров Алексею Косыгину и председателю президиума верховного совета СССР Николаю Подгорному; в своем обращении они требовали прекратить преследование украинских диссидентов.
«В последние годы политические процессы становятся формой подавления инакомыслящих, формой подавления гражданской активности и социальной критики, совершенно необходимой для здоровья всякого общества», — говорились в письме, под которым подпись Сергея Параджанова стояла первой. Через некоторое время на подписантов начались гонения, а 8 декабря 1973 года в органы поступил доносна «развратника и педераста» Параджанова. В то время мужеложство в СССР было уголовным преступлением; согласно статье 121 УК РСФСР и аналогичных статей в кодексах союзных республик, максимальное наказание за «половое сношение мужчины с мужчиной» составляло пять лет лишения свободы. Следствие обнаружило несколько «жертв» Параджанова, которые обвиняли режиссера в том, что он под разными предлогами вынуждал их вступать с ним в сексуальную связь. Кроме того, оказалось, что у Параджанова уже была судимость по той же статье шестнадцатью годами ранее — за гомосексуальные отношения с майором КГБ Николаем Микавой. Сам художник, однако, на допросе утверждал, что это Микава, «опытный профессиональный педераст», совратил его. 25 апреля 1974 года суд приговорил Параджанова к пяти годам лишения свободы по 122-й статье УК Украинской ССР («Мужеложство»). Так режиссер стал «армянином, родившимся в Грузии и сидевшим в русской тюрьме за украинский национализм». Уступив международной кампании протеста, в которой в том числе принимали участие Жан-Люк Годар, Федерико Феллини и Андрей Тарковский, советские власти 30 декабря 1977 года освободили Параджанова.
Вадим Козин
Эстрадный певец Вадим Козин был осужден в 1944 году на восемь лет лагерей; о его популярности в 1930—40-е годы говорит уже то, что за год до этого он выступал перед участниками Тегеранской конференции вместе с Марлен Дитрих и Морисом Шевалье. В сохранившейся справке об освобождении Козина не указана статья, по которой артиста признали виновным, однако познакомившийся с ним в Магадане писатель и искусствовед Борис Савченко в посвященной артисту книге говорит о «политической» 58-й. По одной из «народных» версий, Козина судили за отказ включить в концертную программу, с которой он выступал на фронте, пропагандистские песни о Сталине и партии. Одним из пунктов обвинения стало и совращение несовершеннолетних. В 1950 году Козина за хорошее поведение выпустили досрочно, однако спустя девять лет он был вторично осужден за мужеложство, и до самой смерти так и прожил в Магадане, где остался после истечения срока заключения. В автобиографии, написанной им во время предварительного следствия, Козин объяснял причину своих злоключений так: «В годы наибольшей популярности, в Москве, перед войной, меня окружала масса молодежи. Я часто сидел с ними в ресторанах, я заказывал на всю компанию ужин, оплачивал его, а сам уходил к себе в номер… Я думал, пусть они посидят за юность и повеселятся. Сто, двести рублей для меня ничего не стоили, ибо я зарабатывал до 125 тысяч в месяц. Отсюда шли толки, что я развращаю молодежь пачками. Некоторые мерзавцы, которые сидели и кутили за даровым столом в ресторане, на следствии говорили обо мне несусветные вещи...»
Последние двадцать лет своей жизни Козин не давал публичных концертов. Он умер в Магадане в 1994 году, так и не получив звания Народного артиста; по одной из версий, Администрация президента решила, что «с такой статьей званий не дают».
Николай Клюев
Крестьянский поэт Николай Клюев принимал участие в революции 1905—1907 годов, агитировал деревенскую бедноту и за это неоднократно подвергался арестам. В 1915 году он познакомился с Сергеем Есениным, который был на одиннадцать лет младше его, и поэты стали жить в Санкт-Петербурге у сестры Клюева. Их тесная дружба продолжалась полтора года. После самоубийства компаньона Клюев сочинил «Плач о Есенине». В 1926 году «Плач...», как и несколько предыдущих книг поэта, были изъяты из обращения. Через три года на выставке в Обществе поощрения художеств 44-летний Клюев познакомился с 17-летним начинающим художником Анатолием Кравченко. Клюев посвящал своему новому возлюбленному стихи, но когда он послал их в газету «Известия ВЦИК», главный редактор Иван Гронский попытался убедить поэта черпать вдохновение в традиционной любви. Тот отказался, и главред попросил народного комиссара внутренних дел СССР Генриха Ягоду выслать литератора из Москвы. 2 февраля 1934 года Клюева арестовали, а затем по обвинению в том, что он «активно вел антисоветскую агитацию путем распространения своих контрреволюционных литературных произведений», поэт был приговорен к пятилетней ссылке в Томскую область. Впрочем, ходатайствами удалось добиться разрешения отбывать срок в Томске. «Я сослан за поэму „Погорельщина“, ничего другого за мной нет», — писал из ссылки Клюев, хотя он к тому моменту был едва ли не единственным человеком, которого советская власть преследовала именно за сожительство с мужчинами. В 1937 году его снова арестовали, на этот раз объявив«активным сектантским идеологом» якобы существовавшей в Сибири повстанческой организации «Союз спасения России». В октябре того же года Клюева расстреляли.
Николай Ежов
Занявший место Ягоды «кровавый карлик» Николай Ежов, по сведениям ряда источников, «пристрастился к мужеложству», еще до революции, когда был отправлен в Петербург учиться ремеслу у родственника-портного. На посту наркома внутренних дел СССР Ежов стал главным организатором массовых репрессий 1937—1938 годов. Позже обвинения в антисоветской деятельности, сотрудничестве с иностранной разведкой, подготовке переворота и терроризме были предъявлены ему самому. На допросе Ежов сознался, что его сообщниками должны были стать его давние друзья Владимир Константинов, начальник «Военторга» Ленинградского военного округа, и Иван Дементьев, помощник начальника охраны Ленинградской фабрики «Светоч». На вопрос следователей, почему в заговорщики были выбраны именно эти люди, Ежов ответил: «Помимо длительной личной дружбы с Константиновым и Дементьевым, меня связывала с ними физическая близость. Как я уже сообщал в своем заявлении на имя следствия, с Константиновым и Дементьевым я был связан порочными отношениями, то есть педерастией».
В заявлении в следственную часть НКВД нарком перечислил всех своих мужчин — их оказалось шесть — и все они были арестованы. Некоторые партнеры Ежова были весьма заметными людьми: так, в 1925 году он состоял в связи с директором МХАТа Яковом Боярским и главным государственным арбитром СССР Филиппом Голощекиным. Возможно, Ежов надеялся, что его не посадят на несколько лет за мужеложство, и таким образом он сможет избежать более тяжкого наказания, однако у Сталина был другой план. Все любовники наркома — реальные или мнимые — признались в связи с Ежовым, ожидая, что им вменят легкую статью. Однако все они, вместе с бисексуальным распорядителем большого террора, были расстреляны.
Геннадий Трифонов
Советский писатель, поэт и диссидент Геннадий Трифонов был одним из первых фактически открытых геев в СССР. Два года он работал литературным секретарем поэтессы Ольги Берггольц, а в 1968 году перешел на ту же должность к писательнице Вере Пановой. Трифонов вступил в связь с мужем своей «начальницы», Давидом Даром, к чему Панова отнеслась с пониманием. Писатель не стал скрывать своей ориентации и в армии, куда его призвали во второй половине 1960-х годов. Этим воспользовались в КГБ и, пригрозив Трифонову 121-й статьей, заставили его стать осведомителем. При этом писатель продолжал участвовать в политической жизни и печатать свои стихотворения, часть из которых появилась в сборнике «Из-под глыб», изданном в 1975 году в поддержку высланного из СССР Александра Солженицына. КГБ среагировал немедленно.
«Да, меня арестовали по 121-й статье, но по сфабрикованному делу, — рассказывалТрифонов в 2006 году. — Произошло это, как и все в нашей стране, тихо. Я откликнулся в защиту высланного Солженицына — написал стихи в сборник, который издали в Париже. Тогда меня вызвали и сказали: „Да, вы можете поехать в Париж и Лондон. Но через Магадан“. Нашли какого-то мальчика-наркомана, которого я впервые видел. На суде он сказал, что я к нему приставал, склонял к гомосексуальным отношениям. Все слушание длилось минут пятнадцать: меня обвинили и посадили». Пока поэт был в лагере, его стихи продолжали печатать за границей. В 1979 году было опубликовано «Открытое письмо в „Литературную газету“», что было совсем не на руку советским властям накануне Олимпиады. Трифонову пришлось поплатиться за это здоровьем: к концу срока он отощал и почти ослеп. В начале 1990-х писатель стал принимать участие в жизни ленинградского гей-сообщества, а в 2005 году вышел его роман «Сетка» о любви двух заключенных. По словам Трифонова, книгу хотел экранизировать Никита Михалков, но что-то не срослось.