Как мы встречаем украинских беженцев

Детская коррекционная школу в Дмитрове и детский дом в Электрогорске — здесь живут беженцы с Украины. О том, почему они уехали из своих городов, какие книги взяли с собой и чем будут заниматься в России, рассказали жены ополченцев, семейные пары с детьми и пенсионеры, сбежавшие от войны.

Туда уже не вернуться

Супруги Василий и Елена Самины (ему 51 год, сварщик; ей 54 года, банковский работник) приехали из Червонопартизанска, Луганская область. Поженились недавно: для каждого из них это уже второй брак, у обоих есть дети от первого (на двоих у Саминых пятеро детей). Кто-то из родных уже в России, кто-то в Крыму, но в основном родня осталась на Украине. Сейчас они временно живут в Дмитровской специальной коррекционной школе-интернате. С собой взяли две сумки с летними вещами, свадебный фотоальбом, видеодиск со свадьбы дочери и Библию.
Беженец говорит, что именно жена его и «расшевелила» в Россию поехать, едва уговорив.
«Книги ее по психологии не взяли, только Библию. А еще я тайком взял костюм-тройку, который я на нашу свадьбу купил. Красивый такой. Положил на дно сумки», — доверительно рассказывает Самин, шутливо таясь от жены.
Елена Борисовна одета в серый шерстяной свитер и длинную юбку. Все время мерзнет и часто поправляет кудрявые седые волосы. «Когда мы приехали, нам дали бесплатно целый листок такой большой — на посещение всех музеев здесь и кино: можно все смотреть, и бесплатно еще попкорн с напитками, вот. Это очень хорошо. А хорошо, что вы поговорить с нами приехали, только фотографировать не надо, а поговорить — хорошо», — оживленно начала разговор Елена Борисовна, подбирая слова и стараясь не упустить важных, на ее взгляд, подробностей.
«Мы когда ехали вчера смотреть место работы, которое нам предложили, в автобусе была такая беседа неприятная. Женщина одна нас узнала. Вот, говорит, смотри (подруге своей): это их по телевизору показывали, когда привезли. А ей подруга (хорошо одета была, явно из какого-то салона красоты) говорит: «Ко мне в салон сегодня пришли тоже беженцы с таким гонором, чтоб им бесплатно сделали прическу и маникюр, мол, обслужи их, требовали красоты». Вот я вам скажу — вряд ли кто-то из наших так пойдет делать, кто был под бомбежками. У кого, скажите, такое настроение сейчас — прически делать? Маникюр еще...» — Елена Борисовна говорит все сбивчивее, сильно волнуется, мрачнеет.
В разговор деликатно вмешивается сидящий за столом начальник управления по вопросам безопасности населения и мобилизационной работе администрации Дмитровского района Валерий Лозовский и спокойно говорит, что люди разные — может, кто-то обманывает и притворяется беженцем. Лозовскому постоянно звонят на мобильный телефон, спрашивают, куда приехать, что привезти в качестве гуманитарной помощи. Сейчас позвонили предприниматели из Дмитрова, и он методично, терпеливо (видно, что уже который раз за эти дни) начал объяснять им, какие документы есть у беженцев. Затем он кому-то перезванивает, уточняет, координирует и перестает следить за нашей беседой.

«Поэтому, что касается вашего интервью, — продолжает Елена Борисовна, — надо, чтобы всем понятно было. И говорят еще, что мы в каком-то отеле дорогущем живем и все на гособеспечении. И вот вы — вы сфотографируйте, пожалуйста, пропуск наш. Чтобы показать, что мы не в отеле живем».
Супруг Елены Борисовны, до этого молчавший и с напряженной заботой поглядывавший на жену, вдруг демонстративно достает из кармана небольшой желтоватый кусок бумаги с печатью Дмитровского интерната. Кладет его на паспорт и протягивает нашему фотографу.
«Сфотографируйте, пожалуйста. Вот я, какой есть. Вот моя прописка, вот семейное положение, — показывает Василий Николаевич. — Я ищу работу, я хочу работать, мы не нахлебники какие-то. Я и тут, в интернате, сантехнику сделаю: я сантехником работал и сварщиком. Главное, чтоб волком не смотрели. Мы тут уже все ищем работу, а потом сами какую-то или квартиру, или дом купим с землей. Сами. Что, мы разве боимся работы? Говорит женщина одна, мол, вы тут приехали, а я уже пять лет в очереди стою с ребенком на квартиру, а вам тут раз — и дадут сразу квартиру отдельную. Не надо, мы просто на время, а со временем все будет», — строго говорит Василий Николаевич.
Елена Борисовна начинает плакать и уходит к окну, в другой угол большой комнаты, в которой расположен штаб помощи беженцам. Тут несколько столов, к которым постоянно подходят какие-то люди и приносят вещи или деньги, а иногда предлагают работу. Тут же сидят чиновники и спрашивают беженцев, где они работали, что умеют, одни или с семьей приехали.
«У нас есть сумма сейчас с собой, сто тысяч. Мы хотим их распределить или кому-то одному отдать», — молодая семейная пара подошла к столу, где сидит Лозовский. «Можно, только надо решить кому. У нас есть женщина многодетная, есть семья с трехмесячным ребенком, есть совсем пожилые люди», — говорит начальник. «Тогда, может, как-то распределить по нескольким, как думаешь?» — обращается с вопросом глава молодой семьи к своей спутнице.
Мы продолжили беседу наедине с Василием Николаевичем в пустой, чистой и необжитой комнате с фиолетовыми обоями. В ней нет вещей и лишь одиноко стоит тумбочка с написанным на ней именем ребенка из коррекционной школы-интерната. Теперь сирот здесь нет, а в комнатах по несколько человек живут 104 беженца с Украины, из них 41 ребенок. Старшему беженцу 79 лет, самому младшему — три месяца.
Наш собеседник сидит на кровати и беседует, периодически отвлекаясь на звонки супруги, которая что-то подсказывает. Иногда вместо супруги в трубке раздаются голоса незнакомых людей, которые спрашивают, какие нужны вещи и куда их привозить.

«Какая там обстановка? Война. Выезжали с границы на «бусике» (небольшой микроавтобус). По нам начали стрелять. Ну мы вышли, детей на землю положили, а потом родители и взрослые их собой накрыли, чтобы, если что, осколками не ранило. Но повезло, проскочили границу без потерь», — натянуто улыбается Василий Николаевич. Завершая разговор, Самин говорит, что они с супругой не вернутся назад.
«Мы просим гражданство СССР. Ой, оговорился, то есть России, простите. Мы не будем сидеть ни у кого на шее. А туда уже не вернуться», — заключил Самин и неловко пожал плечами, как будто пытаясь понять нашу реакцию на свои слова.

Учить на русском
Елена Гиляева (52 года, учитель начальных классов), Владимир Ефимович (65 лет, учитель физики и математики) и Лилия (17 лет, ученица техникума) приехали из Славянска, Донецкая область. Их приютили в горнолыжном клубе Леонида Тягачева. Нашлась для них и работа в Деденевской средней школе имени Крупской. С собой в Россию они взяли три сумки с вещами и Библию.

Владимир Ефимович, высокий и энергичный мужчина с голубыми глазами, активно жестикулирует во время разговора и добродушно улыбается. «Здравствуйте, пока ждал вас, пять раз поменял одежду. А вся одежда и состоит-то из двух рубашек. То этот ворот не подходит, то тот, все выбирал, — с порога шутит глава семьи. — Мы с собой взяли летние вещи, а у вас вон лето какое».
Вся семья Гиляевых увлекается музыкой: дочь Лилия поет с папой, сам Владимир Ефимович играет на трубе и аккордеоне в группе «Монолит».
«Аккордеон ждет вас в школе, Владимир Ефимович», — вставляет реплику Валентина Лаврентьева — директор школы, в которую за один день устроили всю музыкально-педагогическую семью Гиляевых.

Супруги живут в отдельной комнате, чем очень довольны. Стараются беседовать непринужденно, все время благодарят директора школы и администрацию Дмитрова. Рассказывают про прогулки на свежем воздухе и о том, что спать стало спокойно — никто не стреляет.
«Когда уезжали, еще там, на Украине, в автобусе кто-то говорит из военных: вот, мол, крысы бегут. Там осталась собака наша, соседям поручили позаботиться, но дочь переживает, — кивает в сторону Лилии глава семьи. — У дочки учительницу убили, любимую, вот она грустная еще. Она звала меня к этой учительнице на уроке поиграть на музыкальных инструментах. Я уже согласился, пообещал, но не сложилось. Это вы меня сейчас такого заплаканного будете фотографировать?» — обращается Владимир к нашему фотографу.
«Но, папа, это же их работа! Пусть делают», — успокаивает его дочь. На протяжении всей беседы она то плакала, то старалась всех подбодрить.
«Я играл в группе «Монолит», по стилистике что-то вроде песен Андрея Макаревича. Что слушали в молодости, то и поем. Инструменты там остались, фотографии тоже семейные не взяли, нечего вам показать у нас совсем, а вот Библию взяли, единственную книгу», — говорит Гиляев.
В комнате, где сейчас живет семья, действительно пусто. На столе лежит карта Москвы, очки и иконы.

«Изучаем вот карту», — поясняет Владимир Гиляев.
Директор школы, которая довезла нас до семьи беженцев и бдительно сопровождала во время беседы, перехватывает инициативу и на вопросы о постоянном жилье и месте учебы Лилии отвечает сама.
«С жильем запишите, что у нас строится общежитие специально для всех учителей, к первому сентября оно будет готово. Там они и будут жить, — менторствует директриса. — Лилии место учебы найдем. Тапочки? Да, тапочки сейчас найдем, и штаны вот Владимир Ефимович спрашивал для дома — поищем».
Супруги-педагоги рассказали, что в порядке эксперимента пытались в школе в Славянске преподавать на украинской мове, но родители воспротивились: сказали, что хотят, чтобы их дети учились на русском.
«Вообще так повелось, что преподавали то на русском, то на украинском», — поясняет Елена Ивановна. Директриса хмурится: она, кажется, сомневается в неожиданных кадрах.
— А какая у вас категория, кстати? — прерывает беженку директриса.
— Была вторая, но ждала аттестации, как раз должна была пройти.
— Значит, нет категории?
— Почему? Есть, вторая, — повторяет Елена Гиляева. Неловкая пауза.
О возвращении Гиляевы говорят неохотно. «Вернемся вряд ли. Там уже непонятно, кто и за что стреляет. Зарплат не дают, пенсий тоже. Стреляют по мирным людям только так», — говорит учитель.
Когда мы прощались с Гиляевыми, к нам подошел управляющий дома, в котором приютили беженцев. Крепкий мужчина спортивного сложения. Он цепко оглядывает нас, шутит про «лихие 90-е» и риторически вопрошает, почему так мало беженцев.
«У нас тут и хозяйство есть, мы много человек можем поселить: своя корова, все свое. Мы рады гостям», — говорит мужчина, а затем садится в черный Hummer и уезжает.

«Че у вас холодно так?»
Перед нами Ангелина (30 лет, маникюрша), ее сын и подруга. Фамилию называть отказались наотрез, потому что глава семьи — ополченец, а родственники работают в милиции. По той же причине беженцы просят их не фотографировать. Они приехали из Лисичанска, Луганская область.
Ангелина одета в черную спортивную куртку с розовыми полосами, на ней очки, хотя она все равно щурится, но скорее по привычке. Фотографа она разглядывает с неудовольствием.
«Журналисты опять… — Она неопределенно поводит головой, окидывая взглядом воображаемую толпу. — Смотрите у меня, не прибрешите ничего!»
«Мы в аэропорт приехали, а тут сразу и камеры, и телики — все набежали. Ну а потом, когда мы до пансионата доехали, они все за нами. Сняли у входа, как мы заходим расселяться. Ну и потом, когда мы пришли с дороги и сразу в столовую, они тоже зашли за нами и снимают. Ну я говорю: вы мне в рот еще залезьте. Так и ответила. И вам могу. Но вы мне не грубите пока», — добреет под конец собеседница.
«У меня ребенок на руках, я конкретно на ножах с одной журналисткой была: ну что ты лезешь, у меня ребенок на руках, говорю», — делится воспоминаниями подруга Ангелины.
У самой Ангелины трое детей. Самому старшему 14. Он то и дело подбегает к матери и спрашивает, когда некто «дядя Саша» привезет ноутбук. Его отец, ополченец, остался в Лисичанске.
«Та ты заколебал уже. Жди, тебе говорят», — с мягким «г» одергивает сына женщина.
«Живем хорошо, ну а что? Комната только на семь человек. Это много, конечно. Но мы устроимся: у меня друзей тут много. Хочется квартиру, в общежитии я бы так не хотела жить. Квартира нужна. Оно ничего, конечно, но туалет общий. Кто-то нагадит, а убирать я должна? Ну щас...» — делится Ангелина.
Дома в Лисичанске Ангелина работала маникюршей.
«Я здесь никого пока не знаю, чтобы работать», — говорит она.
«Мы с мужем в разводе. Он ополченец, защищает свою родину, — рассказывает Ангелина. — А дети с ним переписываются: папка же им нужен. Ну вот он писал, что бои идут, а им интересно все это. Но вообще тут хорошо все, вы так и запишите. Только че у вас холодно так?»

Собака-сепаратяка
Елена Атаманова (28 лет), Катя Алексеенко (31 год), Юлия Скрыпник (30 лет) — три подруги, приехавшие из Северодонецка, Луганская область. Их мужья — ополченцы, остались воевать в Луганской области. С собой они взяли детей и лишь самое необходимое. Планируют найти работу, как только решится вопрос с устройством детей в садики и школы.

Сейчас они временно живут в детском доме города Электрогорска.
Всего тут разместились 54 беженца — 27 жен ополченцев с детьми и 27 детей, младшему из которых три месяца. Их всех привезла сюда 46-летняя активистка Елена Васильева (по ее просьбе фамилия и имя изменены). Очень бойкая и активная блондинка спортивного телосложения. Она показывает нам детский дом: тут чисто, живут по семь человек в комнате, дети бегают по территории. От экскурсии нас постоянно отвлекают люди, которые приносят сумки с продуктами и вещами.

«Нам ничего уже не надо! Пожалуйста, давайте вы позвоните через месяц. Мне просто жалко, что продукты начинают пропадать. А так у нас все есть», — говорит Елена местной жительнице с ребенком, который с интересом наблюдает за шумными и веселыми играми своих сверстников-беженцев.
«Мой папа на войне. Я не мог спать, потому что стреляют. Бах-бах! Застрелите меня!» — показывает Никита, как стреляли. На вид ему лет девять, на лице кефирные «усы». Он приехал с мамой и бабушкой из Луганской области.

Некоторым детям родители говорили, что по ночам выбивают ковры и это вовсе не стрельба.
«Папе дадут денег, он бросит курить и приедет сюда и заберет нас», — мечтательно рассказывает Никита.
Дети беззаботно играют с котятами, которых тут неожиданно много. Животных таскают туда-сюда и беспрерывно кормят.

«Нам несут все, я же говорю, — объясняет Елена Васильева. — Несли вещи, а тут, видно, увидели, что много детей — ну и подкинули нам котят этих. Вот эту Белоснежкой зовут, а остальных — не знаю как».
Местное кафе привозит завтрак, обед и ужин. Женщины говорят, что почти все, что у них есть, принесли люди, даже медикаменты. Остальное же покупается на пожертвования.
Впрочем, гуманитарную помощь приходится тщательно сортировать. Среди вещей, которые приносят жители Электрогорска, есть кокетливые вечерние платья, яркие помады, бусы, а есть и грязные вещи, расклеившаяся обувь и ношеные колготки.

Лена, Катя и Юля все время ходят вместе. Они из одного города, их мужья дружат. Они выбирают платья из тех, что принесли жители, шутят и вспоминают мужей.
«Они там остались. Общаемся по Виберу», — говорит Лена. «Вайберу», — поправляет ее Катя. «Мы хотели бы вернуться обратно, но там нас точно расстреляют», — уверены женщины. «Я работала на кухне, помогала мужу-ополченцу. Ну, борщ варила. А он у меня и шутит: ты, говорит, лет на пять уже наготовила. Ну, там мы все есть в списках — назад сейчас дороги нет, — говорит Лена и показывает фотографии мужа на телефоне. — Вот, остался муж-красавец там. И собака-сепаратяка, так мы ее называем».

Собаку зовут Церра, и она живет среди ополченцев в бронежилете, не пугаясь стрельбы.