Органы посмертно

Минздрав завершил работу над законопроектом о донорстве органов. Документ фактически понуждает граждан сделать волеизъявление при жизни, соглашаться или нет на изъятие его органов после смерти.

Закон разрешает использовать тело ребенка только после согласия его родителей и запрещает брать органы детей-сирот. Сегодня, по данным социологов, стать донорами готовы не более 5% россиян, тогда как в США официально об этом заявляют 65% граждан.
Минздрав обнародовал проект федерального закона «О донорстве органов человека и их трансплантации», над которым ведомство работало 2,5 года. Документ прошел необходимые обсуждения и готов к передаче в правительство, сообщила в среду замминистра Татьяна Яковлева.
По ее словам, законопроект согласован со всеми ведомствами, кроме Федеральной антимонопольной службы, «которая предлагает частный сектор (для проведения трансплантологии)».
«Мы категорически против — только государственные учреждения», — подчеркнула замминистра.
Закон определяет условия и порядок изъятия донорских органов и предоставления их другому лицу в целях трансплантации, права и обязанности доноров, реципиентов, медработников и организаций, а также вводит порядок учета доноров и донорских органов.
Указывается перечень органов, которые могут использоваться для трансплантации: сердце, легкие, доля легкого, трахея, почка, печень или ее часть, поджелудочная железа или ее часть, поджелудочная железа с 12-перстной кишкой, кишечник и его фрагменты.
Для прижизненного донорства разрешены: почка, часть печени, часть тонкой кишки, доля легкого, часть поджелудочной железы. В документе определены структуры, ответственные за все стадии процесса, от определения потенциального донора до операции по пересадке его органов реципиентам. Вводится должность координатора по трансплантации. Подобный специалист должен быть в каждом медучреждении, где возможно изъятие донорских органов в целях трансплантации.
Таким образом, впервые выстраивается система, позволяющая координировать донорство органов и организовать трансплантологическую помощь во всероссийском масштабе.
И в этом, как отмечают эксперты, коренное отличие проекта от действующего с 1992 года закона «О трансплантации органов и тканей», суть которого сводится к возможности забора органов в ситуации презумпции согласия.
Гражданин, согласно новому закону, должен дать разрешение на посмертное изъятие органов. В частности, создается регистр волеизъявлений, куда любой гражданин страны может внести свое согласие или несогласие. Регистр будет защищен, сейчас этот вопрос решается совместно с МВД. В том случае если в регистре потенциального донора не окажется, в течение двух часов после смерти испрашивается согласие у его близких родственников. В случае если таковых нет, законопроект позволяет изъять органы для пересадки.
«Новым законом мы фактически понуждаем граждан сделать волеизъявление при жизни, — объясняет помощник министра здравоохранения, консультант юридического управления аппарата правительства РФ Людмила Лоцман. — Заглянуть в этот регистр медики имеют право только после констатации смерти. И если там нет волеизъявления, то обращаются к родственникам. Кстати, это первый документ, прописывающий обязанность медучреждения сообщать родным о констатации смерти. На принятие решения отводится два часа. Да, это мало, но иначе погибнут органы».
Для изъятия органов у погибшего ребенка требуется обязательное согласие его родителей — в этом случае применяется презумпция несогласия. Ни при каких обстоятельствах не могут использоваться органы умерших детей-сирот и детей из неблагополучных семей.
Запрещается рассматривать в качестве потенциальных доноров и умерших людей, личность которых не установлена. За изъятие их органов устанавливается уголовная ответственность.
«В мировой практике используются разные подходы, и все они были тщательно изучены и проанализированы, — рассказала помощник министра здравоохранения РФ Ляля Габбасова. — Наш законопроект вобрал этот опыт с точки зрения этики и прав человека. Найдена середина между презумпцией согласия и несогласия».
Кроме информации о волеизъявлении граждан в единый «Федеральный регистр доноров органов, реципиентов и донорских органов» будет вноситься информация по прижизненным донорам, а также по реципиентам.
«Действующий уже 20 лет закон о трансплантации органов и тканей компактный, в нем недостаточно раскрыта проблема донорства, — рассказала Габбасова. — Этот закон сыграл свою роль — все эти годы наши специалисты осваивали технологии и сегодня умеют делать все то, что делают их зарубежные коллеги. Трансплантология очень тесно связана с другой стороной — донорством. И это должно развиваться, как единая система. Нужно много специалистов, которые задействуются на 12–13 часов с момента появления потенциального донора, нужны лаборатории типирования, специальный транспорт».
По словам Габбасовой, трансплантология требует очень хорошего финансирования, но для пациентов все должно быть бесплатно. И это вопрос принципиальный. «Не должно быть никаких взаиморасчетов между регионами и больницами, которые изымают органы и которым их передают, — это обязательные постулаты, — отмечает Габбасова. — Новый закон позволит развивать и координировать донорство и очень эффективно использовать материал, учитывая листы ожидания. Например, брать не одну, а две почки, не для себя, так для другого региона. Но никакой коммерции тут места не будет». При этом прижизненно донорство должно сокращаться, поскольку оно влечет за собой утрату части здоровья.
Сегодня в листах ожидания трансплантации почки огромное количество людей, рассказал главный трансплантолог Минздрава России, директор ФНЦ трансплантологии и искусственных органов им. Шумакова Сергей Готье.
Однако, по его словам, действующий закон не позволяет врачам-реаниматологам своевременно передать тело на операцию по пересадке органов, в частности из-за отсутствия четкого определения смертельного диагноза. «Сложилась такая практика, когда реаниматолог лечит больного со смертельным прогнозом, с тяжелой травмой головы до гробовой доски, до остановки сердца. Он мог бы остановить процесс бесполезного лечения в тот период, когда у пациента возникает кома четвертой степени, и перейти к постановке диагноза смерти мозга. И если этот диагноз подтверждается, то продолжать лечение следует только для того, чтобы сохранить органы», — рассказал Готье.
По данным главного трансплантолога страны, если в США ежегодно выполняется по 16 тыс. операций по пересадке почки, то в России — в десять раз меньше. В европейских странах частота донорских изъятий составляет 20–40 на 1 млн населения, в России — 2,9. «В некоторых регионах России существуют программы трансплантации, но только благодаря местным инициативам, там, где люди чисто профессионально доказали, что могут этим заниматься, — рассказал Готье. — Вот так «на коленке» образуются учреждения по органному донорству — типа находящегося сейчас на мировом уровне института Шумакова. А 65 регионов страны вообще в этом не участвуют. Но в этих регионах есть люди, которые нуждаются в трансплантации. И все они едут в Москву.
Только наш центр осуществляет четверть всех трансплантаций в стране, но как бы мы ни старались отдуваться за всю страну, обеспечить всех нуждающихся мы не можем. Донорский ресурс должен использоваться равномерно».
Исторически система донорства начиналась в США. И в этой стране, где уже более 40 лет действует система испрошенного согласия, около 65% граждан являются добровольными донорами органов. Этот факт отражен в национальном регистре, а также в личных документах граждан. По данным российских социологов, среди россиян согласных на посмертное донорство не более 5%. Еще меньше граждан готовы дать разрешение на изъятие органов своих близких.
Как признался завкафедрой нейро- и патопсихологии МГУ имени М.В. Ломоносова, президент Московского психоаналитического общества Александр Тхостов, он является добровольным донором в США, но «не факт, что сделал бы такой же документ в России». Чисто по психологическим причинам. «Добровольное донорство не развивается в России не потому, что у нас неграмотное население, — считает эксперт. — В России существует глобальное недоверие между населением и всеми ветвями власти. И к медицине это имеет прямое отношение. Мы постоянно опасаемся, что нас обманут. И единственный путь для нахождения консенсуса, хотя бы по части каких-то отдельных проблем, — максимальная открытость. Иначе этот закон никогда не будет работать».