Валютная ипотека коснулась ветеранов

Весну 1945-го 19-летняя медсестра Таня Харченко встретила в освобожденной Чехословакии. Мир расцветал яркими красками, война закончилась, и вся жизнь, хорошая, правильная, светлая, была у нее впереди.
Весну 2015-го она, почти 90-летняя старуха, встречает в инвалидной коляске на Красной площади. С плакатом «Кто защитит жилье ветерана?» и букетом желтых тюльпанов на коленях, которые положил кто-то из прохожих.
В ближайшем будущем Татьяну Моисеевну, теперь носящую фамилию Самойлова, могут выгнать из московской квартиры, где она прописана и живет. Беда, конечно. Куда же придет поздравление ей с 70-летием Великой Победы от мэра и президента? Разве что на улицу.
С творящимся произволом по поводу отъема квартиры, вполне законного, кстати, бывшая фронтовая медсестра ничего сделать не может. Никаких прав у нее, победительницы в великой войне, нет.
Не имеет она права и сидеть без разрешения в инвалидной коляске в одиночном пикете в центре столицы.
Родилась Таня Харченко в Луганской области в 1925 году. Названия населенных пунктов, что для нас сегодня — имена страшной братоубийственной войны на Украине, для нее — обычные соседние городки и поселки.
«Мы в Попасной жили. Это крупный железнодорожный центр, — поясняет она. — Артемовск в одну сторону, а Дебальцево будет в другую. Чтобы попасть из Артемовска в Дебальцево, надо сделать в Попасной пересадку. Попасная — Артемовск, Попасная — Донецк, Попасная — Луганск, Попасная — Дебальцево, так у нас ходили пригородные поезда».
На своей малой родине Татьяна Моисеевна прожила 77 лет. Проработала до пенсии учительницей начальных классов. Пока силы держали. Потом переехала в Россию, к детям и внукам.
После перелома шейки бедра она может ходить только на костылях, неловко, одну за другой, переставляя ноги. Коленки опухли от сильной деформации суставов. От кровати до стола и шкафа, в котором висит ее парадный костюм с орденами и медалями, всего два шага, но и их она без посторонней помощи сделать не в состоянии. Не может сама дойти до туалета. До кухни добирается раз в два дня.
Впрочем, что тут говорить — все болячки в пределах возраста.

С внучкой и правнуками.
«Одну бабушку мы дома не оставляем, — рассказывает ее внучка, 35-летняя Наталья Таран. — Приходится постоянно находиться при ней, так как были печальные прецеденты. Сейчас я сижу в декрете с младшим ребенком. У нас официально оформлен уход за старым человеком, инвалидом, государство платит нам за это чуть больше тысячи рублей в месяц».
И еще от 125 до 140 тысяч рублей семья из пятерых человек — Наташа, ее супруг, двое сыновей и бабушка — должна отдавать за квартиру. Та в валютной ипотеке.
… На подоконнике чашка с чистой водой. Поставлена так, чтобы можно было до нее дотянуться. Татьяна Моисеевна показывает мне, как она передвигается. Вернее, не передвигается. Смотреть на это невозможно.
Так же как и слушать 90-летнюю историю ее жизни, в которой воедино переплетены беды и победы страны.
И никакой патетики.
«Что меня заставило такой юной идти добровольцем на фронт? Нас, 25-го года рождения, ведь туда не брали, — вспоминает Татьяна Моисеевна лучшие времена. Для нее это, как ни странно, война. На ней было понятно, кто свой, а кто враг. — Мы, пионеры и комсомольцы, очень любили свою родину и были благодарны за все, что она нам дала. За нее было не жалко отдать и жизнь».

Таня Харченко в 19 лет. Фото из личного архива.
Свой номер комсомольского билета, выданного 19 мая 1941 года, Татьяна Моисеевна Самойлова помнит наизусть — 1652110. Сдавала нормы ГТО, как и остальные ее ровесники, мечтала научиться летать на кукурузнике, что стоял в ангаре в их городском парке культуры и отдыха.
Но не успела…
Ворошиловградская (ныне Луганская) область, если вы помните, это еще и Краснодон, и «Молодая гвардия». Оккупированная фашистами территория. «Мы, девчонки, побирались по окрестным селам, кто хлеба подаст, кто тряпки, которые можно использовать как марлю для перевязки. Все относили нашим пленным красноармейцам. Передавали им, а нас за это хватали и били полицаи — а один раз мы пришли, а пленных никого нет — всех расстреляли...»
После освобождения Таня Харченко закончила курсы медсестер. «Бомбы падают, артиллерия бьет. В первую очередь гибла пехота, а мы уже за ними ползли, подбирали тех, кто остался. Тащу на себе солдатика, он тяжелый, сама реву», — Татьяна Моисеевна переходит на суржик, смешную и яркую смесь украинского и русского языков, на котором она говорила на Донбассе без малого 77 лет.
За ее плечами бои в Бессарабии, Венгрии, Румынии, Австрии…
Великую Отечественную старший сержант Харченко закончила в Чехословакии, а Вторую мировую — уже на Дальнем Востоке, воюя с Японией. Домой вернулась лишь в 46-м. Строить коммунизм.

Сотни писем отослала Татьяна Моисеевна в инстанции. Молчание.
Квартира в залог
«После смерти деда в 2002 году бабушка переехала из теплой Украины в Магадан, где тогда жили мои родители, — рассказывает внучка Наталья Таран. — Там же она получила российское гражданство. Но родители вскоре вышли на пенсию и решили не оставаться на севере, слишком непростые условия жизни там. Это только говорят, что в тех краях заколачивают большие деньги. Но у нас среднестатистическая семья со среднестатистической зарплатой, папа — электрик, мама — учительница. Вместе с бабушкой они перебрались в Калужскую область, где смогли купить только маленький домик в деревне безо всех удобств».
«Мы с мужем забрали бабушку к себе в 2010 году, в сентябре, она уже была инвалидом и жить без туалета не могла, — объясняет внучка. — Вы не думайте, мы ее не сейчас привезли, чтобы давить на жалость».
Да я и не думаю…
«Из того же Магадана в Москву мы с мужем переехали в 2002-м, — продолжает Наташа. — С собой привезли деньги, которые нам подарили на свадьбу — 2 тысячи долларов, как сейчас помню. Это и был наш стартовый капитал. Вроде бы неплохо зарабатывали, приобрели комнатку, когда родились дети, решили расшириться. Эту квартиру в Филях мы купили уже в 2007-м. Вложив деньги от проданной коммуналки в качестве первоначального взноса».
Для всех пятерых, взрослых и детей, это жилье — обычная малогабаритная «трешка» в 60 метров — единственная ценность. Старшему, Артемию, — 10, Павлу нет и двух. Когда брали ипотеку, Наталья находилась еще в первом декрете. Отремонтировали. Обставили. Родное. Почти свое.
На тот момент им, как и многим, не пропустили рублевую ипотеку, объяснив это, как и многим, заботой о благе кредитуемых — дескать, чтобы проценты были поменьше. Дали 210 тысяч долларов — тогда, 8 лет назад, квартира находилась на пике своей стоимости, сейчас в тех же долларах она упала чуть не вдвое. «Мы не пропустили ни одного платежа, ни просрочек, ни штрафов не было. 65 тысяч рублей в месяц отдавали исправно, и для нас это было посильно. Все надеялись на то, что переживем, перетерпим, но сейчас выплаты выросли в два раза».
В марте они сделали последний взнос. Все. Больше платить не могут. Гораздо проще и дешевле снимать любую другую квартиру.
«Наши высокопоставленные чиновники до последнего уверяли валютных ипотечников, что в марте все решится наконец, нас не оставят в беде, и мы дотянули до этого марта из последних сил, только бы не допустить просрочку. Но март прошел, и ничего так и не решилось, — разводит руками Наташа Таран. — Банкиры уверили Центробанк, что валютные заемщики — люди обеспеченные, и, значит, помогать им не надо. Правительство также положило в долгий ящик законопроект о замораживании курса для кредитного договора по ипотеке на какой-нибудь вменяемой отметке, хотя бы 39 рублей за доллар».
Вместо этого заемщикам предлагают продлить уже срок их кредита до 50 лет, чтобы последний платеж они сделали в 80, а те, кто, извините, умрет раньше, пусть передает свои долги по наследству. Детям и внукам.
В Госдуму на днях был внесен еще один законопроект: наложить временный мораторий на изъятие ипотечной квартиры, если она у заемщиков единственная, даже если они за нее не платят. Сами люди считают, что это вообще непроходной вариант — банкиры такого никогда не допустят.
Наташа Таран участвовала во всех митингах, флешмобах Всероссийского движения валютных вкладчиков. Была на приеме в правительстве, в приемной президента. На руках у нее море бюрократических отписок. Ни один из 450 депутатов Госдумы, которым она также написала, не ответил. «Кроме денег, от нас никому и ничего не нужно», — вздыхает женщина.
Недавно валютные ипотечники вышли на Красную площадь в черных майках с надписью «Раб валютной ипотеки». Как когда-то девчонок из оккупированной Ворошиловградской области, подкармливавших наших раненых в тылу врага, этих женщин тоже забрали в полицию. Посадили в автозак. Шили «административку». «Некоторым предлагали снять футболки и тогда, мол, отпустят, — рассказывает Ирина, одна из представительниц движения. — Нас обвинили в том, что мы устроили несанкционированный митинг, а мы просто так гуляли по главной площади страны. Или надо обязательно надевать майки с надписью «Я люблю Москву»?
Продержав в обезьяннике пять часов, участниц пикета все-таки выпустили на свободу. Инкриминировать им было нечего. Фотки с Красной площади и с пикета у Дома правительства они выложили в соцсети. На них-то я и увидела одинокую бабулю в инвалидной коляске с желтыми тюльпанами на коленях.
Спасибо бабушке за Победу
«Мы до последнего не хотели вмешивать бабушку в нашу ситуацию. Но больше нам все равно ничего не остается. Она и так все узнает. Рано или поздно нас ждет суд и… выселение», — кажется, Наталья Таран уже смирилась с этой ситуацией. С тем, что столь любовно отремонтированное гнездышко скоро перейдет банку. А оттуда — на торги. «Хорошо, что материнский капитал оформляют не так скоро, и мы просто не успели вбухать еще и его в эту «долговую яму». А сейчас уже и смысла нет, эти деньги нас не спасут», — продолжает Наташа.
Да, надеяться им не на кого. Печальный пример перед глазами. Уже проиграла все возможные суды Светлана Халевина, мать-одиночка с двумя малолетними детьми, одной из первых попавшая на валютную ипотеку. «Детей должники банка обязаны будут забрать с собой на улицу. Опека в эту ситуацию больше не вмешивается, Конституционный суд признал законным изъятие ипотечного жилья даже при наличии несовершеннолетних собственников», — рассказывают «рабы ипотеки».
Да, государство нашим детям, выходит, ничего не должно.
Но поколению фронтовой медсестры Татьяны Харченко оно обязано точно. Поколению, которое нормально не жило вообще никогда. Вечно впроголодь. На фронте, на стройках, заводах, поднятой целине. Нищее поколение победителей. Ничего не просившее, ничего не получившее. Вечно в борьбе за светлое будущее.
Ни для кого из них оно в итоге так и не настало.
Только последние годы ветеранам стали платить нормальные пенсии, да и то потому, что стариков осталось слишком мало, и с каждым годом все меньше — так что денег в бюджете на них теперь хватает.
Абсурд ситуации с Татьяной Моисеевной Самойловой заключается еще и в том, что после изъятия единственного жилья у ее внучки старой женщине, в 90 лет ставшей бомжем, государство будет обязано бесплатно предоставить другую жилплощадь — как заслуженному фронтовику.
И это будет стоить немалых дополнительных бюджетных средств. «Спасибо бабушке за Победу!»