Исповедь куратора «групп смерти»

На прошлой неделе из закрытого учебного учреждения в Башкортостане вышла на свободу 16-летний куратор «групп смерти», известная в Сети как Кира Свобода.

В её «подчинении» была добрая сотня подростков, желавших расстаться с жизнью. Девушка администрировала около десятка групп. Её взяли за организацию «групп смерти». На суде хоть и не доказали, что Кира довела кого-то до смерти, но попытки покончить с собой у её подопечных были. Девушка отсидела срок в спецучреждении для несовершеннолетних и больше не считает суицид решением всех проблем. В интервью Лайфу бывший куратор групп смерти рассказала, что собирается делать в будущем и кто подтолкнул её к смертельной игре.

Кира

Обшарпанная многоэтажка в центре Екатеринбурга. Год назад на её крыше стояла куратор «групп смерти» Кира Свобода и размышляла, прыгать самой или нет.

— Мне было приятно, когда игроки вырезали у себя на животе «Кира, прости». На животе — потому что там больнее всего. Странное ощущение, когда человек ради тебя готов наносить себе увечья, — девушка стоит на том самом балконе и задумчиво глядит вдаль, где вырисовываются очертания «Екатеринбург-арены». — Нужны были именно глубокие порезы, которые оставляют шрамы. Царапины как извинения не принимались.

Они — это участники игры «Синий кит». 16-летняя Кира, которую на самом деле зовут Лера Ф., руководила суицидальными пабликами во «ВКонтакте». Участники используют образ китов как единственных животных, которые совершают суициды.

Псевдоним Кира Свобода так и родился.

— Я считала, что самоубийство даёт свободу, а имя Кира взяла, потому что мне не нравится собственное, — объясняет девочка. — В иерархии кураторов я стояла на второй ступени, старшие нас шутливо называли «школоло-кураторы».

Она смотрит вниз, где в зелени утопает двор, и дальше — на тротуар, где мелькают красные кепки. Это перуанские болельщики в цветах сборной приехали поддержать своих на матче с Францией.

Кире плевать и на чемпионат, и на перуанцев. Четыре дня назад она освободилась из режимного интерната для несовершеннолетних. В интернат её отправили по решению суда. Киру обвиняли по 110-й статье УК — за доведение людей до суицида. Но потом сняли обвинения — по малолетству.

— Когда началось следствие, мне было только 14. В суде уголовное дело закрыли, потому что я не достигла… как это… возраста привлечения к ответственности, — мы спускаемся по пожарной лестнице, пока Кира вспоминает формулировки протокола. — Ну и они не доказали, что из-за меня кто-то покончил с собой. Попытки самоубийства у людей были, да. Но всё равно судья отправил меня в интернат на полгода. А прокурор просил три. Как он говорил, «чтобы обезопасить меня и предотвратить повторные попытки суицида».

«Куратор» с повадками «игрока»

Волноваться прокурору было о чём. За плечами у куратора Киры — две попытки убить себя, закончившиеся реанимацией. Девочка показывает многочисленные шрамы на руках — следы самоистязания.

— Вот тут, видите, шрам в виде буквы М. Это символ «китов», — объясняет она.

Впервые Свобода попыталась покончить с собой в прошлом году.

— Мы целый день гуляли с подругой. Веселились, пили кофе на площади. А потом разошлись, и я отправилась просто бродить по городу. Набрела на этот дом, он мне чем-то понравился. Зашла в подъезд, поднялась на последний этаж и прошла на пожарную лестницу. Я уже к тому моменту решила покончить с собой, — вспоминает девушка.

У Киры с собой был пузырёк с препаратом для лечения сердечно-сосудистых заболеваний. Вообще-то его не продают без рецепта, но Кира соврала, что пузырёк нужен бабушке. Пузырёк она купила на случай, если не решится прыгнуть.

Так оно и вышло.

— Я долго стояла и смотрела, как внизу ходят люди. Такие маленькие отсюда. Игрушечный город, игрушечные люди. Ты стоишь над ними над всеми… Как куратор в группах. На тот момент у меня уже десять групп было. Почти сто игроков… По двору катался маленький мальчик на велосипеде. Увидел меня, поднялся сюда. Спросил, хочу ли я кушать, и принёс мне огурец! Мы болтали с полчаса. Потом ушёл, сказав, что его ждут родители. А я продолжила смотреть на город. Вглядывалась в прохожих — и поняла, что никому нет дела до меня: каждый идёт по своим делам, кто-то разговаривает по телефону, и никто меня не видит.

Мне стало жалко саму себя. Я так и не стала прыгать. Решила просто привлечь внимание к себе, что ли… Выпила пузырёк и поехала вниз на лифте. Плохо помню, как шла по подъезду, потому что лекарство уже начало действовать. Дошла до соседнего дома, села на какую-то приступочку, прислонилась к стене. Стало плохо, всё как в тумане. Какие-то два парня подбежали, попытались привести в чувство, сразу вызвали скорую… — вспоминает она. — Когда вышла из реанимации, меня сразу вызвали в инспекцию по делам несовершеннолетних. Спрашивали, имею ли я отношение к группам смерти. Соврала, конечно, что нет.

Пару месяцев спустя была вторая попытка — на этот раз с другими, более безобидными таблетками. Это уже написано в материалах следствия.

— Вызвали скорую, сделали промывание, — говорит одна из учительниц в свердловской школе.

Сама Кира отрицает, что это вообще была попытка самоубийства.

— Неправда. Просто после первого случая организм стал хуже воспринимать таблетки, и мне стало плохо даже от малого их количества, — утверждает она.

Школа суицида

Причиной первой попытки, по её словам, стала травля со стороны учителей и занижение оценок. А поскольку мама всегда сурово спрашивала за плохие отметки, ситуация усугубилась.

— К примеру, мне поставили три пятёрки по геометрии, но при выставлении оценки в четверти учитель сказала, что выставила их мне «ошибочно». Первая попытка была из-за того, что меня отказывались переводить в девятый класс, — рассказывает Кира. — Целый год пугали, что я не сдам экзамены, что меня не переведут.

Девушка за восемь классов сменила пять школ.

— Лера родилась в Узбекистане, и, чтобы получить прописку в России, нам пришлось помотаться по городам, где жили друзья и родственники, — говорит мама Юлия Геннадьевна.

Переезды, съёмные квартиры, жизнь без отца — всё это повлияло на подростка.

«Девочка своенравна, критику в свой адрес не принимает. С учителями общается как со сверстниками. Никогда не признаёт своей вины», — написано в характеристике, которую школа дала суду.

Её школа находится в селе Свердлово, что в 200 километрах от Екатеринбурга. Сюда Кира перевелась в 2016-м в связи с очередным переездом. Мама впервые за долгое время смогла позволить себе купить дом, и жизнь на съёмных квартирах для их семьи закончилась. Они обосновались в соседнем селе Андрейково, откуда Кира ездила в школу на автобусе. За окнами их деревенского дома — предгорья Урала, затянутые туманом.

— Все мои друзья остались в Екатеринбурге, а с новыми одноклассниками отношения не сложились. Я тяжело переживала переезд, а тут ещё этот эпизод с физруком… — рассказывает она. — На очередном уроке он при всех назвал меня толстой и оскорбил ещё несколькими словами.

Девочка перестала ходить в столовую, замкнулась. Искала отдушину в сетевом общении.

— Она допоздна сидела в телефоне, в ноутбуке, порой выбегала куда-то во двор: «Мама, у меня голосовая почта», — рассказывает Юлия Геннадьевна. Уже потом выяснилось: девочка по ночам отправляла задания своим «игрокам».

«Мне надо было куда-то девать свою злость»

— Я заинтересовалась суицидальной тематикой. Это стало моей отдушиной. Я стала читать классику, в основном где лейтмотивом шла тема самоубийств: «Анна Каренина», «Бедная Лиза»… Изучала сайты, посвящённые «Синим китам», в том числе в Даркнете.

Киру пригласили в групповой чат во «ВКонтакте», где несколько десятков людей обсуждали психологические проблемы. Многие утверждали, что находятся в депрессии, а некоторые — что готовы совершить самоубийство. Столь пессимистичный настрой вполне отражал собственное состояние Киры, и она быстро стала ключевым участником.

— Впервые я услышала о суицидальных играх примерно в конце 2015 года. Одна из первых бесед-игр, куда я попала, была в группе «Молодые люди». Так называемый проект «D333», который создала куратор Аделина Морева. Это, разумеется, не настоящее имя. Настоящего не знаю, но в курсе, что Морева живёт на Украине. Аделина называла себя близкой помощницей Филиппа Лиса, которой Лис давал напутствия перед своим арестом. (Филипп Лис, настоящее имя Филипп Будейкин, считается одним из ключевых «кураторов» в России, был задержан в 2017 году по подозрению в доведении до самоубийства. — Прим. Лайфа). Игра захватила меня, но не как игрока, а как того, кому нравится управлять и воздействовать на других. В проекте «D333» я в основном ассистировала Моревой. Создавала в чате депрессивную атмосферу, а сама Аделина склоняла «избранных» участников к суициду. Из всех кураторов, которых я знаю, Морева, пожалуй, была самой опасной. И у неё, похоже, были реальные «результаты» — самоубийства.

Первые мысли о возможности психологического контроля над людьми стали появляться в начале 2016-го.

— Я поняла, что люди охотно воспринимают мои советы и я могу в определённой степени манипулировать ими. А после того как в школе меня начали гнобить, я ещё плотнее углубилась в эту тему. Стала придумывать собственные игры и задания, основываясь на опыте Моревой и других кураторов. Потому что мне надо было куда-то свою злость деть, — Кира задумчиво смотрит на памятник Ленину, стоящий на её любимой площади в Екатеринбурге.

Первый успешный опыт воздействия на виртуального собеседника прошёл в 2016-м. Ей понравилось это ощущение контроля. Кира набирала всё большую популярность у других участников, и те сами стали писать ей — кто за советом, кто просто излить душу.

— Тогда я решила создать свой проект — группу во «ВКонтакте», где люди бы делились своими переживаниями, раскрывались мне, — рассказывает девушка следователям. — Постепенно некоторым участникам наскучил такой формат общения, и я придумала давать детям задания. Поначалу это были безобидные просьбы: сходить в лес, сфотографироваться на фоне определённого здания, рассказать о своём любимом месте в городе.

Кира зарегистрировала несколько «левых» страничек во «ВКонтакте». Создала около десятка пабликов на суицидальную тему. Туда перекочевал народ из группового чата, наиболее близко общавшийся с ней. Примерно тогда же девочка стала давать своим игрокам задания, связанные с самоистязанием.

— Я их придумывала сама. Просила, например, вырезать на ладони крест, сделать три пореза или царапины. Ещё было задание порезать подушечки пальцев и снять это на видео. Некоторые публиковали фото у себя на страницах в открытом доступе, — вспоминает Кира. — Порезы, ожоги, выжигания на теле. Со временем это проверялось шрамами. Я же не говорила им царапать себя, а именно резать. А после порезов оставались шрамы. И со временем это проверялось. Потому что я всегда говорила: если есть задание на порез, режься около старого шрама. Чтобы я знала, выполняешь ты реально задания или просто рисуешь. Потому что кровь можно подделать.

Почему она так поступала? Кира отвечает просто:

— Мне тогда казалось, что если человек попал в трудную жизненную ситуацию, помочь ему расстаться с жизнью — благо. Я считала, что помогаю им. Чувствовала ответственность за них, — констатирует Свобода. — И да, мне нравилось ощущать над ними контроль. Я знаю, что у нескольких были попытки суицида. Одна девочка якобы даже покончила с собой, но мне кажется, она сымитировала свою смерть. При этом я стала для них не просто куратором. Не просто давала задания. Мы старались сначала решать какие-то проблемы и разговаривать с ними. Я помню, что для того чтобы просто поговорить с человеком, когда ему плохо, я могла всю ночь не спать. Вообще-то игроки должны ночь не спать, а кураторы в это время спят. Игроки должны были отправлять ночью каждые полчаса фотографии, истории из жизни. Если игроки засыпали и не отправляли сообщений — наказание. Бессонница была важным элементом. Она подавляет волю. Человек, который долго не спит, плохо способен принимать решения. Бессонница делает из человека животное. Плюс грустная музыка ночью. Кстати, по-настоящему грустную музыку было подбирать тяжело. Потому что сейчас в основном музыка такая: вроде грустная — а слушаешь её и даже улыбаешься. И поэтому я давала стихи людям читать. «Чёрного человека» Есенина, например. При этом мои друзья-кураторы спали, а их игроки бодрствовали. Но я со своими не спала, сидела до семи утра в беседе, для того чтобы просто не оставлять их одних.

— За просрочку или невыполнение заданий следовали наказания. Я помню, что когда я в первый раз попросила человека наказать себя, я не ожидала, что меня послушаются. Мне было приятно, потому что человек слушался меня. Ради меня на животе резал «Кира, прости меня». Странное ощущение. Доминанта.

Воспитание и наказание

Поскольку инспекторы ПДН уже держали её на карандаше, она стала менять страницы, создавать новые группы — словом, размывать аудиторию. Пока однажды к ней не нагрянули оперативники свердловского управления «К» МВД.

— Я так понимаю, они отслеживали мои страницы, потому что у них сразу были все материалы, — рассуждает Кира.

Как рассказал Лайфу один из участников расследования, Леонид Армер, в чате Киры постоянно присутствовали агенты, выдававшие себя за потенциальных самоубийц.

— Когда Кира узнала, что за ней начали следить, то сама решила выйти на тех, кто борется с нею. Как она писала в своём чате: «Я же рисковая баба, пойду с ними пообщаюсь», — отметил Леонид. Он руководит общественной организацией «Молодёжная служба безопасности», которая борется с «китами». — Она пришла к нам с фейкового аккаунта. Общаться она начала с того, что поинтересовалась, кто такая куратор Кира Свобода, и попыталась узнать, что нам о ней известно.

— Полицейские опросили меня и собрались возбуждать уголовное дело, — продолжает Кира, пока мы идём по набережной — Но когда узнали, что мне нет шестнадцати, дело пришлось прекратить. Следствие шло полгода. Они вызывали меня ещё несколько раз. Полиция передала дело в Следственный комитет. Я написала чистосердечное признание и рассказала всё, что знала о судьбе моих игроков, других кураторах и проектах. Потом был суд.

Суд определил, что девочка должна продолжить обучение в специализированном закрытом интернате. Когда наказание было назначено, об этом мигом узнала вся школа.

— В последние дни в школе я могла и расплакаться посреди урока. Мне в школе сказали, мол, лучше бы ты умерла, — комментирует Кира позицию педагогов.— Подливали масло в огонь.

К тому времени вокруг Киры сформировалась прослойка из самых преданных игроков.

— Даже когда я сказала, что за мной скоро приедут из полиции и повезут в суд, со мной до конца осталось несколько самых верных участников. Несмотря на то что я предупреждала: игра закончена, уходите все. Я спрашивала: «Почему остаётесь?» Кто-то говорил, что привык ко мне, не может без меня. У других силы воли не было [чтобы выйти из игры]. У многих игроков так происходит. Когда нормальному человеку скажешь: «Иди порежься!» — он пошлёт тебя. Если человек нормальный, он не пойдёт играть туда. Мы, кураторы, не зарождаем в человеке мысль о суициде. Он к нам приходит уже с этой мыслью.

Специализированное учебно-воспитательное учреждение (СУВУ), куда отправили Леру, находится в Башкирии, в Ишимбае. Тамошние порядки сразу многое изменили в мироощущении девочки.

— Первую ночь я там не могла уснуть, всё думала, как меня примут девочки. Мне говорили, что это обычная школа. Но чем дольше находишься там, тем тяжелее. Мне кажется, она больше не лечит, а калечит. У нас там было всё по группам. Нам было запрещено рассказывать о том, за что мы там оказались, и общаться с соседними группами. Да и вообще, нашу группу чуть не расформировали из-за того, что одна девочка задумала устроить побег. Но мы узнали о её планах и рассказали воспитателям. Порядки были достаточно суровые. Мылись в холодной воде одно время. Шили одежду, которая потом шла на продажу, работали на огороде — сажали овощи.

Теперь Лера заново привыкает к гражданской жизни. Получается пока не очень: в глазах её плещется тоска, оставшаяся после спецшколы и суицидальных опытов.

— Я боюсь, меня опять затянет эта тема, — безжизненным голосом сообщает она.

Когда девочка начинает говорить про планы на будущее, голос оживает. По её словам, она многое переосмыслила в специнтернате. Там же Лера успешно сдала экзамены и окончила девятый класс. Теперь она хочет стать психологом — чтобы пользоваться своим умением убеждать уже во благо.

— Сейчас буду подавать документы в питерский медицинский колледж и в екатеринбургский. Я в детстве хотела стать фотографом или журналистом, но теперь понимаю, что это не мое. Я хочу выучиться на психолога, так как убедилась, что у меня хорошо получается управлять настроением и мыслями людей.

Лера попросила у мамы купить ей Уголовный кодекс и Трудовой, чтобы дополнительно их изучать. Вообще, сам процесс учёбы, узнавания чего-то нового ей нравится. Один из проектов Леры, за который она взялась сразу после выхода из СУВУ, — создание благотворительной организации, которая будет помогать тем, кто собрался покончить с собой.

— Я верю, что у неё всё получится, — мама Леры прислонилась к дверному косяку. Смотрит на дочь.

В посёлок, куда мы приехали к семье, медленно сползает туман с окрестных холмов. Кира с мамой, дедушкой и тремя братьями провожает нас у порога.

— Я так поняла для себя: чтобы я ещё умирала из-за вас?! Чтобы из-за кого-то я вешалась или прыгала?!