Обожженный малыш Матвей, кажется, нашел маму

История Матвея из Тулы потрясла всю страну. Он родился нормальным ребенком и имел все шансы на счастливую жизнь с матерью. Но несколько страшных минут перечеркнули его жизнь. Жизнь, за которую бились потом врачи столичного ожогового центра.

Всего один сеанс фототерапии, во время которого медсестра, как предполагается, накрыла лампу пеленкой и ушла. Случился пожар. Мальчик чудовищно обгорел.
Сегодня ему чуть больше года. И за него снова идет битва. Теперь уже между чиновниками, волонтерами и двумя женщинами, каждая из которых хотела бы принять его в семью. У одной на руках все документы, но волонтеры организовали борьбу за второго кандидата, которой, как они считают, до вчерашнего дня чиновники по формальным причинам отказывали даже в возможности попробовать войти в число предполагаемых претендентов в опекуны мальчику.

Одной женщине 58 лет, у нее 38 приемных детей. Вторая, та самая, за которую бьются волонтеры, взяла под опеку двух девочек со сложными диагнозами и уверена — ее опыт поможет выходить и Матвея. В четверг уполномоченный по правам ребенка Павел Астахов заявил в своем Твиттере, что ей все же разрешили бороться за Матвея в опеке. Теперь решение, кто же будет мамой Матвея, за чиновниками. И его очень ждут. Так же, как и результатов расследования того страшного происшествия в роддоме, которое унесло здоровье крохи и лишь чудом не лишило его жизни.
Матвей появился на свет в тульском центральном родильном доме здоровым малышом. Рост, вес — все в пределах нормы. И желтуха новорожденных, которую диагностировали у него в первые дни жизни, — тоже обычное для таких крох явление. Матвею прописали сеансы фототерапии, опять же положенные по стандарту.
Но случилось страшное — во время одного из сеансов ультрафиолетовая лампа запылала. Матвей, которому было всего-то три дня от роду, горел заживо, пока на его крик не прибежала медсестра, которой, несмотря на все предписания, в палате не было.
В первые дни было непонятно, насколько ужасны последствия случившегося. В роддоме инцидент всячески старались скрыть. И только после того как Матвея доставили в Детский ожоговый центр им. Сперанского в Москве, выяснилось, что у него обожжено более 70% кожного покрова, серьезно повреждены внутренние органы. До этого в России таких сложных и таких маленьких пациентов не удавалось вернуть к жизни. Но врачи сделали невозможное.
16 ноября Матвею исполнился 1 год.
Для малыша он был непростым. Ему провели несколько сложнейших операций. Еще больше предстоит перенести. От него отказалась биологическая мать. Но 1 июля этого года пришла и радостная новость — органы опеки вроде бы подыскали крохе новую маму.
Беспокойство вокруг судьбы ребенка спало.
Тем страшнее было увидеть несколько дней назад в Фейсбуке пост с хэштегом #непрощайматвей. Его на своей странице опубликовала Ольга Синяева, многодетная приемная мама, режиссер, автор документального фильма о судьбе детей-сирот «Блеф, или с Новым годом». Текст они писали вместе с актрисой, руководителем благотворительного фонда Ольгой Будиной.
По сути это очень проблемный рассказ о разных аспектах жизни малыша за этот год. Читать его больно. В тексте говорится о якобы ухудшении самочувствия Матвея за время его пребывания в тульской больнице, о безнаказанности виновных в трагедии и о том, что поиск семьи для мальчика чиновниками носил формальный характер.
Не поддается сомнению, что только благодаря общественному контролю удается вывести на чистую воду вопиющие случаи отношения к детям, старикам в казенных учреждениях. Но мы также понимаем, что очень часто в социальных сетях чувства преобладают над фактами.
Именно поэтому постарались предоставить слово не только «стороне обвинения».
«После реабилитации в Туле Матвей вернулся неузнаваемым...»
Чтобы все понимали, этот год Матвей поочередно находился в двух больницах: московском Детском ожоговом центре им. Сперанского, где его спасли и где продолжают выхаживать (например, сейчас он лежит там и готовится к очередной сложной операции), и Тульской областной детской больнице, где он проходил реабилитацию. В посте Ольги речь идет о тульском медучреждении.

Такая процедура изуродовала мальчика.
Из записи в Фейсбуке Ольги Синяевой:
«… Матвей, уехав из Москвы 04.08.2015 на 3 месяца на реабилитацию в Тулу под контроль тульских медиков, вернулся обратно неузнаваемым: в свои 11 месяцев он не откликался на человеческую речь, не держал головку, не умел переворачиваться, у него был совершенно плоский затылок, сильные яктации, сросшиеся на левой руке пальчики, а в хирургических швах — грязь. Когда его взвесили, оказалось, что за эти 3 месяца мальчик не только не набрал вес, а потерял 1 килограмм от своего предыдущего показателя, когда он лежал в Москве.
Не нужно быть врачом, чтобы понять, что, если затылок у ребенка приплюснут, значит, малыш все это время лежал на спине, на руки его никто не брал и даже не переворачивали; что, если мальчик не реагирует на речь, значит, с ним никто не общался; если он до сих пор не держит голову, а подвижность суставов на ручке и ножке теперь утрачена — значит, не было сеансов массажа; что, если у него в швах грязь, значит, его элементарно не мыли; а если ручка его постоянно забинтована и находится в тугой лангетке, значит, кто-то хочет скрыть, что пальчики на ней намертво срослись.
Но у тульских чиновников, похоже, своя правда. Они по-прежнему заявляют: «Матвей прекрасно себя чувствует и гулит». Но он физически на это не способен, из горла у него торчит трубка — трахеостома. Бодро рапортуют, что «он ест из ложки и даже может перекладывать мячик из одной руки в другую». Но мы-то знаем, что у Матвея осталось от руки...»
«С 21 октября малыш находится в московской больнице им. Сперанского, где его жизнь опять спасают. Здесь он снова ожил, научился держать головку и лежать на животе...»
Нужно сразу уточнить: и Ольга Синяева, и Ольга Будина лично мальчика не видели. Но мы поговорили с волонтером, которая следит за судьбой малыша почти с первых дней его жизни. И Елена (назовем собеседницу так) подтвердила многое из описанного выше.
— Знаете, мы ведь очень долго верили во все отчеты, которые нам присылали из официальных инстанций, — говорит волонтер. — В них нам рассказывали, что мальчик стабильно развивается, что у ребенка увеличивается вес, что с ним занимается инструктор ЛФК, что у него есть няня, воспитатель. Мы неоднократно предлагали помощь, на что нам говорили, что у ребенка все есть, он лечится по ОМС. И это был первый момент, который удивил и меня лично, и некоторых других волонтеров. Ведь от помощи добровольцев — материальной или любой другой — обычно не отказываются, тем более когда ребенок сложный. А здесь нам было сказано категоричное «нет».
Были и еще несколько фактов, которые заставили Елену усомниться если не в правдивости, то в полноте официальной информации о мальчике. Поэтому, когда малыша в очередной раз доставили в Москву, в ожоговый центр Сперанского, волонтеры решили его навестить.
— У ребенка не было с собой практически ничего. Половина одежды Матвейке была мала, подгузники же, наоборот, велики. Не было мыла, детского порошка, — утверждает волонтер.
Но еще больше добровольцев удивило состояние ребенка: он лежал в кроватке, не реагируя ни на что вокруг.
— А через две недели, после того как с ним начали заниматься столичные врачи, после наших посещений, малыш буквально оттаял: начал держать голову (раньше это удавалось ему с трудом), стал реагировать на людей, улыбаться. Мы не медики, но вывод напрашивается сам собой: значит, с ним все это время не занимались, не обращали на него внимания. Хотя во всех официальных отчетах нам писали, что у Матвея есть няня, воспитатель, врач ЛФК.
Такова ситуация с мальчиком со слов добровольцев, которые волнуются за его судьбу.
Но тульский уполномоченный по правам ребенка Наталья Зыкова утверждает: волонтеры и общественники нагнетают ситуацию.
— Знаете, это ведь уже не первая провокация в истории с Матвеем, — вздохнула в трубку женщина. — Осенью мне уже писали в соцсетях, что ребенок лежит в тульской больнице брошенный, что он никому не нужен. Тогда я хотела встретиться лично, а не в соцсетях, с человеком, у которого есть такие факты. Но выяснилось, что это узнал один волонтер со слов другого… Я сразу поехала в больницу к мальчику, чтобы все эти факты проверить. Что я увидела: палата малыша находилась рядом с постом медсестры, круглые сутки с ним находился воспитатель (их двое, работали посменно), с ребенком занимался массажист, психолог. Ребенок улыбался, реагировал на посторонних людей, он вообще очень милый малыш, он сразу же пытается найти контакт с тем, кто к нему подходит. Как такого можно бросить, не ухаживать за ним?

— Кстати, это ведь были ваши слова, что ребенок гулит? (В группе «Вконтакте», посвященной Матвею, Наталья Зыкова написала: «Сегодня созванивалась с главврачом. Все по-прежнему: кушаем, гуляем, гулим, играем, проходим курс массажа...)
— Может, я не совсем правильно подобрала слово. Но при мне он пытался издавать звуки, хотя у него это слабо получалось из-за трубочки. Но я что, должна была на камеру записать, какие звуки мальчик издает, чтобы потом к моим словам не придирались?
Зыкова утверждает: сразу после публикации новой информации об ухудшении здоровья мальчика она тут же созвонилась со всеми врачами, в том числе и московскими.
— Если ребенку и впрямь стало хуже, они бы мне сказали — им-то что скрывать. Но ничего из вышеперечисленного они не подтверждают.
— Сможете объяснить, почему тогда волонтеры нашли грязь в швах на теле мальчика?
— По поводу грязи я спрашивала отдельно, мне объяснили, что это мазь, которой обрабатывают рубцы ребенку, чтобы они рассасывались.
— А по поводу того, что у Матвея не было вещей, памперсы были большего размера…
— Знаете, я сама видела эту гору одежды и гигиенических средств, которая была у малыша. Я вообще не понимаю, как можно писать такую непроверенную информацию. Но главное: чтобы делать выводы об ухудшении или улучшении здоровья ребенка, нужно обладать медицинским образованием и видеть ребенка не один или два раза, а весь период лечения. Но у Матвея таких волонтеров не было.
К слову, Ольга Будина и Ольга Синяева говорят, что после того как волонтеры стали возмущаться ухудшением здоровья мальчика, посещать его и вовсе запретили.
«Мне хочется защитить Матвея, помочь ему...»
Все это время за судьбой малыша следили тысячи неравнодушных людей. В одной из соцсетей даже была создана группа «Мама Матвею». Но желающих взять на себя заботу о мальчике нашлось всего две. Да и то, как заключают Ольга Синяева и Ольга Будина, одной из них мальчика фактически навязали.
Из записи в Фейсбуке Ольги Синяевой:
«...1 июня 2015-го Павел Астахов заявил, что мама Матвею нашлась. Как оказалось, мальчика прикрепили к семейному детскому дому Саргановых в Туле. По нашим сведениям, он там будет 38-м воспитанником. Точное число проживающих в доме установить сложно. Выросшие дети берут под опеку младших, оставаясь жить там же. Наталье Васильевне Саргановой на данный момент 56 лет, к моменту совершеннолетия Матвея ей исполнится 74. Она почетный гражданин, член комиссии Тульской городской думы по социальной политике, имеет ордена и награды — все хорошо, да только Матвея Наталья Васильевна сама себе, похоже, не выбирала. Во всех интервью последних лет она говорит, что больше не может брать никого в свой детский дом — старшие дети переживают за ее здоровье. Возможно, именно по этой причине настоящей материнской заботы Матвею не достанется, она и сейчас не чувствуется. В московскую больницу им. Сперанского вместо себя Наталья Васильевна прислала свою 19-летнюю воспитанницу, девушку-сироту, которая отложила учебу в ПТУ и оставила в Туле своего родного ребенка (она родила в 14 лет)...»

Но в то же время:
«… Из всей нашей многомиллионной страны нашлась только одна женщина, которая (...) искренне захотела стать новой мамой Матвею. Наталью Тупякову многие знают по «совсем нерождественской истории» с девочкой Надей, которую она вместе с известным психологом Людмилой Петрановской вызволяла из ДДИ в Ленинградской области. Мы не так давно побывали в гостях у Натальи. Эта женщина произвела на нас сильное впечатление. Она буквально вдохнула жизнь в двух своих приемных дочек, на которых сиротская система поставила крест. Наташа не знает, зачем и почему она это делает. Она просто по-другому не может. Она готова была даже усыновить Матвея, она пыталась вернуть биологическую мать, она предлагала поселить ее у себя дома, лишь бы помочь малышу — но все не вышло.
Полгода Наталья, которая имеет соответствующий опыт и медицинское образование, постоянно навещает и поддерживает Матвея в больницах, пытается получить заключение о праве быть его приемной мамой. Ей отказывают по причинам, которые по закону не являются препятствием для усыновления (…)».
Какие это причины?
— Наташа — одинокая мама, у нее на воспитании еще две девочки из детского дома. Видимо, посчитали, что она не потянет еще одного ребенка в материальном плане, — объясняет Ольга Синяева.
— Но у Натальи есть уникальная способность выхаживать детей, — присоединяется к беседе Ольга Будина. — У одной из девочек диагноз благодаря ее заботе сняли. Вторая потяжелее, но тоже успешно развивается. Возможно, это и стало основной причиной, почему она решила взять Матвея. Поймите, сердобольных людей много. Но только одна Наташа, несмотря на отказ органов опеки, приезжала к малышу все эти полгода, привозила вещи, не опустила руки. Да, несомненно, у комиссии возникнет много вопросов, в том числе и по финансовой составляющей. Но моя позиция такова: в этой ситуации мы, государство, общество, должны взять на себя функцию добытчика. Наташа не должна сейчас работать — она работает мамой… Мы понимаем, что будет и еще ряд вопросов, например, кто останется с детьми Натальи, пока она будет лежать с Матвеем в больнице. Значит, надо оплачивать услуги няни. Но все это могут взять на себя благотворительные фонды. Все это решаемые вопросы — главное, чтобы Матвей оказался в любящей семье.
Впрочем, в тульском отделе по опеке и попечительству у Натальи на момент обращения просто не был собран необходимый пакет документов. «Ей были даны разъяснения, если она соберет весь пакет, мы рассмотрим ее кандидатуру». Уже спустя день после того, как в соцсетях был опубликован крик о помощи, в Департаменте соцзащиты Москвы была создана комиссия по проверке кандидата в усыновители/опекуны Натальи Тупяковой. Тогда в соцсетях общественники написали: «Мы очень надеемся на счастливый финал!»
И вот их надежды оправдались: в четверг в Твиттере Павел Астахов заявил, что комиссия приняла положительное решение в пользу Натальи Тупяковой. Теперь женщина сможет подать заявление на опекунство Матвея.
Более того, уже в пятницу она поедет в Тулу, чтобы это сделать.
На днях мы поговорили с Натальей. Она откровенно ответила на все наши даже не самые удобные вопросы.
— Конечно, решение взять мальчика в семью пришло не сразу. Сперва я просто была потрясена этой историей, узнавала, чем могу помочь. Но постепенно приходило осознание, что этот ребенок нам нужен, что мне хочется защитить его, помочь ему. Я понимала, что такого сложного мальчика вряд ли кто-то возьмет. А поскольку у меня уже есть опыт в воспитании сложных детей и медобразование, я уверилась, что мы сможем стать подходящей семьей для него.
Опыт у Натальи действительно есть. Одну из девочек она взяла из детдома в двухлетнем возрасте, когда та не ходила, не говорила. Невролог дома ребенка убеждал женщину, что малышка никогда не будет даже ее узнавать.
— Прошло два года — и Ариана прекрасно разговаривает, у нее словарный запас больше, чем у сверстников. Диагнозы ДЦП и умственная отсталость ей сняли. Мы готовимся пойти в обычную школу по обычной программе.
Наде, второй из девочек, сейчас семь лет. Когда Наталья забирала ее из детского дома, она даже не могла смотреть картинки — просто не понимала, что на них что-то изображено.
— Сейчас у нее появляется речь, она понимает все на бытовом уровне, ходит в коррекционную школу.
— Но у вас же есть еще кровный сын?
— Да, он в 5-й класс ходит, ему сейчас 10. В школу он пошел рано — настоящий вундеркинд.
— А вы уверены, что сможете потянуть в материальном плане четверых детей?
— Да, уверена, кроме того, знаю, что со мной ему будет лучше, чем если бы он остался в детдоме. Что касается денег, один факт, что я приносила ему в больницу дорогостоящие пластыри (каждый по пять тысяч рублей), переноску, чтобы он мог не только лежать в кроватке, памперсы, говорит о многом. У меня есть удаленная работа — я подрабатываю машинной вышивкой. Кроме того, за девочек как опекун я получаю вознаграждение, помогает благотворительный фонд. Но этого мальчика я бы хотела усыновить, потому как вокруг него постоянный скандал. Мне страшно, что он может стать пешкой в чужой игре.
— Когда вы впервые увидели Матвея, вас не испугало, как он выглядит?
— Нет, я очень счастлива была его увидеть. У меня медобразование, я фельдшер-акушер, работала с детьми в роддоме, в детской больнице в качестве хирургической медсестры. И за это время я видела разных малышей.
— Знаю, что вы пытались вернуть биологическую маму Матвея?
— Да, я увидела сюжет по ТВ об этой девушке. Поняла, что она запуталась, переживает, что это совсем юная девочка, которую некому поддержать. Я хотела ей помочь, даже предлагала поселить у себя, чтобы она смогла навещать малыша в больнице. Но она отреагировала довольно агрессивно, ничего не получилось.
— Кстати, о квартире: вы ведь живете на съемной, сколько там комнат?
— Три. И мы уже приготовили отдельную комнату для Матвея со всем необходимым: кроваткой, ортопедическим матрацем, массажерами, игрушками. Ариана у меня все время спрашивает, когда мы заберем Матвея. Она как только увидела его фото, то первое, самое страшное, сразу сказала, что мальчик больной и мы должны забрать его домой…
Хотя Наталья и говорит, что хочет усыновить мальчика, пока это сделать невозможно. Его кровная мать не лишена родительских прав. С ней вообще очень странная история. Девушка (ей всего 19 лет) то отказывалась от сына, то забирала свое заявление, заявляя на всю страну в эфире одного из федеральных каналов, что «готова нести эту ношу и что написать отказ от ребенка ее заставили» (впоследствии после прокурорских проверок ее слова не подтвердились.). Но потом опять не приходила к крохе в больницу, избегала общения со следователями. Осуждать ее легко — труднее понять.
Но именно эти ее метания, по словам тульских органов опеки, во многом поспособствовали тому, что ситуация с поиском семьи для Матвейки так затянулась.
— В итоге, чтобы определить статус ребенка, нам пришлось обращаться в суд. Но в связи с тем, что мама очень молодая, ребеночек маленький, мы как органы опеки посчитали, что достаточных оснований для лишения ее родительских прав не имеется, чтобы дать ей шанс. Судом был лишь установлен факт отсутствия родительского попечения над ребенком, чтобы у него был законный представитель, — объяснила начальник территориального отдела по опеке и попечительству по городу Туле Ольга Большакова.
«В том, что медсестру отпустили по амнистии, нет ничего противозаконного...»
Наверное, единственный оставшийся без ответа вопрос в этой истории: почему за произошедшее с Матвеем до сих пор никто не понес наказания? Более того, медсестру, дежурившую в тот вечер в палате фототерапии, освободили по амнистии, а ряд фигурантов, по информации Ольги Синяевой, и вовсе пошли на повышение.
Из записи в Фейсбуке Ольги Синяевой:
«… Вообще, в Туле с ответами — полный порядок. Зав. отделением роддома в тот же день, когда случился пожар, ушла на повышение в Тульскую областную думу. Медсестра, тогда дежурившая, до сих пор работает на том же месте, как и все остальные врачи. Главврач роддома, Елена Макарова, открыто заявляет, что своей вины в трагедии не видит, «к лампам претензий нет», к медперсоналу, похоже, тоже.
Получается, виноваты дети — сами и сгорели...»
Впрочем, как пояснили в Следственном комитете по Тульской области, в ближайшие дни (скорее всего, даже в пятницу) расследование будет закончено.
«Было установлено, что медсестра, под присмотром которой выполнялась процедура фототерапии, ненадлежащим образом исполнила свои профессиональные обязанности. Ей вменялась статья 118 часть 2 УК. Но уголовное дело было прекращено весной в связи с выходом акта амнистии, который был принят Госдумой ко Дню победы. Ничего противозаконного в этом нет — законодательство предусматривает прекращение уголовного дела, в том числе и на этапе предварительного следствия, если фигурант по делу подпадает под категорию лиц, на которых распространяется амнистия».
Иными словами, если бы не было этой амнистии, медсестру бы, скорее всего, осудили.
Но в деле есть и еще один фигурант — дежуривший в тот вечер врач, который, как установило следствие, «ненадлежащим образом организовал работу младшего медперсонала и который обвиняется в халатности» (ст. 293 ч.2)».
Хочется верить, что хоть он-то окажется на скамье подсудимых. Или для этого тоже потребуется вмешательство общественников?