Гарант Конституции гарантирует её неизменность... пока.

Владимир Путин поблагодарил всех реформаторов Конституции, но дал понять, что менять ее не хочет.

Вчера президент России Владимир Путин в честь близкого 20-летия Конституции России встретился с преподавателями и завкафедрами конституционно-правовых дисциплин отечественных вузов. Обсуждая перспективы изменения Конституции, президент столкнулся с предложениями радикально изменить Основной закон. Президент заявил, что такие изменения возможны и что их не будет.
Перед входом в резиденцию участники встречи испытывали понятное воодушевление.
— Как вы думаете, до трех закончится? — спрашивал один другого.
Он не уточнял, дня или ночи, а надо бы.
— Это же как у нас: зависит от того, когда обед,— правильно понял его коллега.— До трех закончится, я думаю. Если обед в три.
— Ну, если вставать в шесть, как я, то и раньше обед будет,— заметил еще один участник беседы.
— А что, может, и раньше встает,— поддержал его другой.— Президент все-таки. Дел-то сколько.
— А у меня,— не удержался еще один участник встречи,— кстати, лабрадор по путинской линии…
Все, конечно, ахнули.
— Надо было с ним (лабрадором) сфотографироваться и подсунуть Путину для автографа,— вздохнул профессор.
Все горячо согласились: этот жест мог стоить профессору взлета карьеры — как лабрадора, так и его собственной.
— Кстати,— добавил профессор,— дурная собака: три года, а все ботинки грызет.
Я, конечно, посмотрел на ботинки профессора. Видно, эти он хранил в надежном месте. Или только сегодня купил и в дом не заносил.
Когда в зале появился Владимир Путин, возникли и другие темы для разговора (хотя именно эта была бы интереснее всего, подозреваю, господину Путину).
— Основной закон отличает то, что он претендует на то, чтобы быть самым стабильным из всех принимаемых законов,— сказал президент.— Хотя, как мы с вами хорошо знаем, закон не только в момент его принятия, но и в момент разработки уже устаревает. Очень бы хотелось надеяться, что наш Основной закон, наша Конституция, будет актуальным не только на время принятия и не только через 20 лет, но и на более длительную перспективу.
В этом заключении, прославлявшем стабильность Конституции, содержался странный намек на то, что Конституция не догма, а руководство к действию, то есть на то, что ее можно менять (возможно, именно так и поняли эту фразу некоторые участники встречи). Дело в том, что Владимир Путин до сих был яростным сторонником сохранения в неприкосновенности не только духа, но и буквы Основного закона, и оступился, можно сказать, только один раз. Да и то, строго говоря, не он, а президент Дмитрий Медведев, предложил увеличить президентский срок с четырех до шести лет.
Правда, в следующий раз Владимир Путин не постеснялся оступиться уже сам: когда выступил с инициативой об объединении Верховного и Арбитражного судов, то есть — изменения судебной системы.
Но вчера господин Путин на самом деле сказал даже не то, что хотел сказать, а всего лишь то, что сказал, а не то, о чем промолчал.
После этого президент поделился соображениями о символах государства — гербе и флаге (да ведь и сам он, Владимир Путин, является символом государства — по крайней мере до тех пор, пока он его президент). Он рассказал, что подписал законопроект о более широком использовании всех этих символов, то есть и себя самого.
— Исхожу из того,— пояснил он,— что более широкое применение символов, во всяком случае в учебных заведениях, будет способствовать воспитанию патриотизма, особенно у молодого поколения.
Теперь Владимира Путина, как и связанных с ним флагов и гимнов, мало никому не покажется (хотя вроде и так не казалось).
Первым в прениях по поводу Основного закона выступил Владимир Фадеев, завкафедрой конституционного и муниципального права Московской государственной юридической академии.
— История современной России вообще не знает случаев таких встреч, как наша с вами,— признался завкафедрой, поднимая таким образом на недосягаемую высоту не только господина Путина, но и себя.
И для начала он рассказал, как на местах игнорируется Конституция. Например, в статье 132 записано, что органы местного самоуправления самостоятельно осуществляют охрану порядка, и даже предусмотрено создание муниципальной милиции.
Тем более, отметил он, когда ситуация так обострилась.
Никому тут не надо было объяснять, что он имеет в виду. Без своей, муниципальной милиции, Бирюлево Дальнее может в любой момент стать Бирюлево Ближним (я уж не говорю, что Западное — Восточным).
Кроме того, Владимир Фадеев предложил конституционно регулировать деятельность Федерального собрания (тем более что эту мысль можно еще успеть заложить в очередное послание этому собранию). Пока она никак не регулируется, то есть регулируется так, как это нужно Тому, кто регулирует и все остальное в стране.
— Порядок формирования Совета федерации изменялся многократно,— заметил завкафедрой.— К сожалению, на сегодняшний день, наверное, оптимальный вариант так и не найден.
Господин Фадеев привел пример и с политическими партиями:
— В 90-е годы у нас были десятки политических партий, которые участвовали в выборах, потом путем законодательного регулирования они увеличились. Были выборы, когда участвовало всего семь политических партий, а сегодня снова созданы условия для создания множества заведомо слабых политических партий. И в связи с этим встает вопрос: должна же быть какая-то политическая стратегия развития нашей политической жизни?
Пока все претензии по поводу стабильности Конституции сводились, как ни странно, к фигуре ее гаранта. Получалось, что это он при помощи управляемого Федерального собрания расшатывает эту стабильность.
— Необходимо ли,— вслух спрашивал господин Фадеев,— искусственно форсировать развитие многопартийности, признавая за политическими партиями право выдвигать кандидатов, точнее списки кандидатов на всех практически выборах, которые у нас проходят? Может быть, пойти другим путем?!
Но именно в момент наивысшего надрыва пар-то весь и ушел в песок:
— Может быть, альтернативой является и создание, функционирование объединений типа Общероссийского народного фронта? — спросил господин Фадеев, посмотрев прямо в глаза президенту.
Но он не остановился на этом, перейдя к отмененной графе «против всех»:
— Сейчас предлагается вновь ее вернуть. Основное предназначение выборов — это создание органов власти, а вот чтобы выяснить отношение к власти, есть и социологические опросы. Мне кажется, что эта графа несет в себе какой-то анархический элемент и даже разрушительный в какой-то степени элемент, нежели созидательный! И тем более «шараханье», я бы сказал, из одной крайности в другую здесь тоже проявляется!
Мне показалось, что за время своего недлинного выступления Владимир Фадеев пережил драму. Начав с критики позиции президента, который должен обеспечивать стабильность конституционного поля, он перешел к прославлению этой позиции, да так естественно, что и сам, кажется, не заметил этого.
Еще одна принципиальная позиция завкафедрой была связана с тем, что «Россия имеет суверенное право выполнять решения международных судов таким образом, чтобы не были нарушены и буква, и дух нашей Конституции». И тут он тоже не вошел в противоречие не только с Конституцией, а и, главное, с ее гарантом.
— Конечно, мы должны исполнять свои международные обязательства. Это ясно, но все-таки приоритет нашей Конституции должен быть безусловным. Все остальные законы, если есть соответствующие международные соглашения, ратифицированные парламентом, не должны подписываться, если они противоречат Конституции,— поддержал его Владимир Путин.
Законом о муниципальной милиции президент, как стало понятно, не предлагает пользоваться: во-первых, нет денег, а во-вторых, «вооружать местные подразделения табельным оружием и полномочиями — это сложная штука».
Жанну Овсепян, завкафедрой права Южного федерального университета, больше всего расстраивает, что в конституционную практику вошли такие слова-паразиты, как «сенатор» и «импичмент»:
— В тексте российской Конституции такого слова нет!
Все больше я убеждался в том, что в этом зале собрались самые яростные ее хранители.
Внесла она ясность и в ситуацию с исполнением международных договоров:
— При ратификации всегда возможны оговорки, защищающие суверенитет страны.
В конце концов, в зале собрались лучшие юристы страны по конституционному праву, и уж они-то знали, как интерпретировать вердикт любого суда.
Тем временем Сурен Авакьян, завкафедрой конституционного и муниципального права МГУ имени Ломоносова, обратил внимание на то, что даже в администрации президента нет «мозгового центра по совершенствованию конституционных основ».
Непонятно, зачем, на первый взгляд, нужен такой центр, если никто тут пока не собирался притрагиваться к Конституции, чтобы, не дай бог, из-под ног не ушла связанная с ней стабильность.
Но выяснилось, что профессор Авакьян так и не считал:
— Нельзя,— заявил он,— каждый текст рассматривать как нечто неприкосновенное!
Он хотел прикоснуться. Он, оказывается, очень хотел.
Надо просмотреть на текст, говоря о поправках! Конституция ничего не говорит о том, что в нее нельзя включить новую главу! А значит, и не запрещает!
Перед нами был еще один образцовый юрист, который в течение десяти минут включил в новую главу Основного закона и статью о демократическом централизме, и о двойном подчинении, торжествовавшем в советской конституции (точнее — в уставе КПСС).
— И Федеральное собрание… Подумать о более согласованной работе палат Федерального собрания… И правительство, и его ответственность: как в целом, как и отдельных его членов… А то Госдума не имеет права выразить недоверие отдельному министру…
То есть нашелся наконец человек, который намерен был перекроить Конституцию, как ему хотелось бы.
Это был вызов президенту: в конце концов, именно он до сих пор отвечал за работоспособность Конституции.
И судя по тому, как торопливо заговорил Владимир Путин, стало понятно, что он все понял правильно:
— Все-таки вопрос стабильности Конституции напрямую связан с ее текстом. Как мы можем связать стабильность текста и стабильность конституционного строя, я понимаю, что там, где два юриста, там три мнения… Да, если окажется, что общество созрело для изменений в тексте, что, наверное, можно и на это пойти…
Между тем, очевидно, что сам Владимир Путин пока не созрел для изменений в тексте.
— Как мы будем смотреть на стабильность конституционного строя, если будем менять текст? — опять спросил он.— То, что у нас есть стабильный текст,— чрезвычайно важная вещь!
— Даже в конституции США 27 поправок есть! — крикнул кто-то с места.
— Да, за 200 лет! — громко засмеялся его коллега.
— Думать об этом можно и нужно, а делать крайне аккуратно,— заключил Владимир Путин.
Это означало: думать можно, делать нельзя.
Или в крайнем случае уж если делать, то чужими руками.
А не выйдет, так как именно это он должен сделать своими: по Конституции.
— Я не очень понял насчет демократического централизма,— припомнил вдруг президент, решив, видимо, перевести разговор на более устойчивую платформу.— А, Сурен Адибекович?
Господин Авакьян встрепенулся:
— Когда Явлинский слышит меня, ему тоже всегда хочется возразить мне!
— Начинается! — развеселился президент.
— А вот ситуация, когда к формированию избирательной системы допускаются только партии, а не общественные движения тоже,— это хорошо? — спросил господин Авакьян.— Общественные движения тоже могут участвовать в выдвижении кандидатов на выборы!
Господин Авакьян сориентировался вовремя. Все вдруг свелось к тому, что Общероссийский народный фронт тоже имеет полное право участвовать в выборах. И более того, именно в этом и состоит на текущий момент демократический централизм, а также двойное подчинение.
— Но не обязательно же в Конституции же это отражать,— пожал плечами президент.
А господин Авакьян уже и не думал об этом.
Александр Цалиев, завкафедрой правовых дисциплин Северо-Кавказского металлургического института, тем не менее призвал вспомнить, что «Библию писали пророки и апостолы — и то в результате разные толкования есть. А Конституцию — люди, и идеальных текстов вообще бывает!»
А чтобы никто из присутствующих не забывался, кто есть кто, господин Цалиев рассказал анекдот. Встречаются Сталин, Черчилль и Рузвельт. Черчилль говорит, что ему приснился сон: он просыпается лидером Европы. А Рузвельт говорит, что ему приснился сон: просыпается лидером мира. А Сталин говорит: «Я вас на эти должности не назначал!»
В зале осторожно посмеялись.
— Даже не знаю, что сказать,— произнес господин Путин.
— И Владимир Владимирович на эти должности никого не назначал! — торжествующе воскликнул Александр Цалиев.— Я прав!
Так взахлеб ни с того ни с сего отдать должное Владимиру Путину, по-моему, не удавалось еще никому.
После этого про Конституцию больше не вспоминали. Говорили про то, что бюджетный год должен начинаться не с 1 января, а с 1 октября, когда убран урожай и экономика на подъеме. Про то, надо или не надо менять плоскую шкалу налогов на доходы физических лиц. Про то, что не надо «раскачивать маятник местного самоуправления».
Возможно, что для всех стало ясно: президент не будет менять Конституцию.
По крайней мере пока.
Пока она его устраивает.