Многодетность как малый бизнес
Вот есть такие семьи, где запас тепла со временем не уменьшается. Ведь настоящая семья — явление по нашим кровожадным временам исчезающее — это бомбоубежище, в котором можно укрыться от любой напасти. И там всегда есть где согреться.
Нина Кирюшина со своим будущим мужем познакомилась еще в школе, а замуж вышла в 18 лет. Сейчас ей 45. За 27 лет совместной жизни они воспитали двух замечательных сыновей. Алексей и Василий прекрасно учились в школе, оба получили высшее образование, живут самостоятельно, работают. Нина Николаевна — детский психолог, а ее муж Алексей Васильевич Кирюшин руководит отделом продаж в процветающей фирме. И все у них есть, а одно желание не сбылось: мечтали о дочках, а судьба распорядилась по-своему.
В 2011 году они удочерили девочку, которой было 14 дней от роду. Ее никто не брал, потому что она была как Дюймовочка, весила всего 2 кг 400 г — нестандарт. В заявлении родителей об отказе от ребенка было написано: лишний рот не нужен. Такое же заявление подписала и бабушка Дюймовочки. Сейчас это ребенок, похожий на цветок. Отец в ней души не чает. И супруги решили удочерить еще одну девочку.
Собрали все документы, ездили, искали, и, наконец, в августе 2013 года им сообщили: в московской больнице лежит новорожденная девочка, мама которой, Ирина Петрова, уже во время родов сказала врачам, что забирать ее не намерена. На второй день после родов она написала заявление об отказе, в котором говорится: «Не хочу обрекать на нищету еще одного ребенка». В семье Петровых к тому моменту уже было двое детей.
Кирюшины забрали Олесю 16 августа 2013 года. Ей было три недели. Невролог сказал им: подумайте, что вы делаете… И было о чем подумать: ребенок не двигал руками, не фиксировал взгляд, поражение центральной нервной системы, внутриутробная инфекция, кривошея и много чего еще.
На замечание невролога муж Нины ответил: дома разберемся.
Чтобы не терять времени на бумажные хлопоты, сначала они взяли Олесю под опеку. Нельзя было терять ни минуты, они же понимали, что нужно как можно скорей заняться лечением девочки. Первое время она не набирала вес и была похожа на птенца, выпавшего из гнезда.
Чего только не делали: массажи, ванночки, лекарства по часам… Со временем выяснилось, что одна нога у малышки подворачивается, — они за ней ползали, чтобы зафиксировать ножку. И победили: сейчас Олесе год и месяц, она ходит, начала говорить и драться. Характер решительный. Правда, все еще очень миниатюрная, весит всего 8 кг 800 г. Ну, дело житейское. Для барышни это не самая большая беда, барышни должны быть похожи на бабочек.
В сентябре Кирюшины подали в Реутовский суд заявление на удочерение Олеси. Судья, как положено, направил запрос в Зюзино, по месту рождения ребенка, и в отдел опеки по месту жительства Кирюшиных — не было ли от биологических родителей заявления о возврате девочки. Отовсюду пришел ответ: никаких заявлений не было.
И 16 октября 2013 года суд вынес решение об удочерении Олеси.
* * *
А на следующий день в Реутовский отдел опеки приехали биологические родители и бабушка Олеси. Ирина Петрова хотела узнать, в какую семью попал ребенок, почему он уже усыновлен, а потом объяснила, что передумала отказываться от дочери. При этом никаких письменных заявлений он не подала.
Надо сказать, что еще в начале октября в опеку приезжала бабушка. Она жаловалась на нищету, сказала, что зять мало получает, и все интересовалась, какие льготы положены многодетным семьям. Заведующая отделом опеки обратила внимание на то, что бабушка ни разу не спросила о том, как себя чувствует Олеся.
Петровы живут в одной квартире с матерью Ирины. Так вот, мать только спустя полтора месяца узнала о том, что ее дочь родила третьего ребенка и оставила его в роддоме.
14 ноября 2013 года Петровы обратились в опеку с заявлением об отмене решения об удочерении. Мать Олеси написала, что вернулась домой из роддома, посмотрела детям в глаза и поняла, что не сможет жить без дочери.
18 ноября органы опеки отправили им ответ. Там говорилось, что решение об усыновлении уже принято.
29 декабря 2013 года биологические родители Олеси обратились в суд с заявлением об отмене решения об усыновлении.
13 января 2014 года состоялось первое заседание.
Судья предложила истцам предоставить доказательства того, что они разыскивали Олесю.
Петровы предъявили суду распечатку телефонных звонков, из которой следовало, что 22 сентября в 22 часа они звонили в приемное отделение роддома, где родилась Олеся, — разговор продолжался несколько секунд. Зачем они звонили в приемное отделение, где дают справки о роженицах, — это уже другой вопрос. Кроме того, по словам Петровых, они трижды звонили в отдел опеки. Однако номер телефона в распечатке оказался номером телефона какой-то квартиры. В суде сотрудник отдела опеки пояснил, что у них совсем другой телефон.
И, наконец, Петровы предъявили квитанцию об отправлении письма в опеку. Это уже совсем загадочная штука. В квитанции четко написан адрес: Одинцово, главпочтамт, отдел опеки, В.Ю. Кучеренко. Но дело в том, что отдел опеки находится в Реутове. С таким же успехом могли указать Горки, Барвиху — ну что-нибудь посимпатичней. А вот фамилию заведующей отделом опеки указали правильно. Но как она могла бы догадаться, что ей на главпочтамт в другой город пришло письмо, тоже постичь невозможно.
В справке из Одинцовского почтамта говорится, что письмо потерялось. А там, по словам Петровых, как раз и находилось заявление с требованием о возврате ребенка.
Судья Красуцкая приобщила к делу эту квитанцию. Правда, копии заявления у истцов тоже не оказалось. Ну, всякое случается.
По ходатайству реутовской опеки в суде выступил юрист роддома, в котором появилась на свет Олеся. Она сказала, что Петрову уговаривали не отказываться от девочки и предложили разные варианты выхода из положения, поскольку она ссылалась на то, что в семье нет денег на содержание третьего ребенка. В частности, было предложено поместить новорожденного ребенка в дом малютки — до той поры, пока у семьи не изменится материальное положение. По словам юриста, мать от этого предложения категорически отказалась и сразу подписала необходимые документы. Все они были предъявлены суду и находятся в материалах дела. Несмотря на это Петрова обвинила администрацию роддома в том, что ей не объяснили, что ребенка можно на время поместить в дом малютки.
В марте 2014 года Нину, Алексея и Олесю Кирюшиных протестировали в консультационном центре поддержки семьи. Результаты теста показали, что Нина Николаевна и Алексей Васильевич ведут себя как родители Олеси, а не действуют из жалости. Олеся очень привязана к родителям, психологически и эмоционально развита прекрасно, но физически все еще слаба.
Психолог, который проводил исследование, приехал в суд, но его слушать не стали, сказали, что это к делу не относится.
И 25 апреля 2014 года судья Реутовского городского суда Н.Б.Красуцкая вынесла решение об отмене удочерения Олеси Петровой.
4 августа 2014 года судебная коллегия по гражданским делам Московского областного суда оставила его без изменения. То есть от имени государства принято решение о возвращении Олеси биологическим родителям.
* * *
Давайте внимательно прочтем решение Реутовского суда.
Там говорится: «Усыновление ребенка может быть отменено в случаях, если усыновители уклоняются от выполнения возложенных на них обязанностей родителей, злоупотребляют родительскими правами, жестоко обращаются с усыновленным ребенком, являются больными хроническим алкоголизмом или наркоманией.
Суд вправе отменить усыновление ребенка и по другим основаниям исходя из интересов ребенка и с учетом мнения самого ребенка».
Как мы знаем, усыновители от выполнения возложенных на них обязанностей не уклоняются, с ребенком обращаются как родители, алкоголиками или наркоманами не являются.
Между тем в Семейном кодексе (далее СК) перечислены конкретные причины, по которым может быть отменено решение об усыновлении, — если их нет, не может быть и речи об отмене решения. Реутовский суд свое решение нормами СК не аргументировал. А никаких «других оснований», кроме перечисленных выше, для отмены усыновления по закону не существует.
Читаем дальше.
«Действующим законодательством установлено право ребенка жить и воспитываться в семье, которое включает в себя такие права ребенка, как право знать своих родителей; право на заботу родителей; право на воспитание своими родителями; право на обеспечение его интересов и всестороннее развитие; право на уважение его человеческого достоинства.
Право ребенка жить и воспитываться в семье не может быть реализовано лишь в исключительных случаях, если совместное проживание с родителями противоречит интересам ребенка, при лишении родительских прав или при ограничении их в родительских правах».
Совершенно справедливо: Семейным кодексом установлено право ребенка жить и воспитываться в семье, право на заботу родителей и т.д. Но только суд почему-то считает родителями Олеси Ирину Петрову и ее мужа, в то время как, согласно закону, с момента вынесения решения родителями ребенка считаются ее усыновители. И все, что мы читали о правах ребенка на заботу родителей, теперь относится не к Петровым, а к Кирюшиным.
«По мнению суда, юридически значимым обстоятельством для разрешения возникшего спора является установленный в ходе судебного разбирательства факт волеизъявления истицы на отзыв своего согласия на удочерение ребенка до вынесения решения суда об удочерении, что следует из ее поведения (звонки в роддом, отдел опеки с целью установления места нахождения ребенка, обращение за юридической помощью), а также из обращения 17 октября 2013 года, до вступления решения суда в законную силу, в органы опеки и попечительства по возврату ребенка (обстоятельство, которое не отрицается самим ответчиком)».
Ирина утверждает, что приняла решение о возвращении ребенка сразу после того, как приехала домой из роддома. Однако это всего лишь слова — она не вернулась ни в тот же день, ни на другой день, и в роддоме никто о ее намерениях ничего не знал и знать не мог.
Ирина ссылается на то, что в конце августа и в конце сентября она звонила в органы опеки округа Зюзино, что подтверждено распечатками телефонных звонков. Но, во-первых, номер телефона, по которому она звонила, не является номером телефона отдела опеки, а во-вторых, из самого факта звонка не следует ничего, кроме того, что он имел место. А для чего человек звонил? Пожаловаться на жизненные трудности, рассказать о своих болезнях или еще для чего-нибудь — это установить из распечатки невозможно.
Более того, она обращалась в известную юридическую фирму для получения консультации — и, значит, она не могла не знать о положении статьи 129 СК, то есть о том, что она имеет право отказаться от согласия на усыновление. И если бы она действительно хотела вернуть ребенка, то немедленно обратилась бы с письменным заявлением в органы опеки.
Еще раз: права Олеси на заботу родителей были нарушены 24 июля 2013 года, в тот день, когда ее биологические родители написали заявление о согласии на усыновление их общего ребенка.
Эти права были восстановлены в день принятия решения об усыновлении, когда у нее снова появились родители — Нина и Алексей Кирюшины.
Согласно статье 137 СК России, усыновители приобретают все права и обязанности кровных родителей. С принятием решения об усыновлении отношения между биологическими родителями и ребенком полностью прекращаются, в связи с чем отозвать данное ими согласие на усыновление уже невозможно.
В апелляционном определении от 4 августа 2014 года говорится: «Удовлетворяя исковые требования, суд… обоснованно исходил из того, что в ходе судебного разбирательства установлен факт волеизъявления истицы на отзыв своего согласия на удочерение ребенка, что следует из ее поведения (звонки в роддом, отдел опеки, обращение за юридической помощью), а также из обращения 17 октября 2013 года, до вступления решения суда в законную силу, в органы опеки и попечительства…»
Как-то неловко напоминать Московскому областному суду о том, что в соответствии со статьей 129 СК право это кровные родители утрачивают именно в день оглашение решения, а не в момент вступления его в законную силу.
* * *
Право ребенка на заботу родителей — наверное, старейшее из всех человеческих прав и возникло тогда, когда человек начал ходить на двух ногах. Поэтому дела по искам об отмене решения об усыновлении — дела исключительные. Во время судебного слушания в прямом смысле этого слова решается судьба ребенка, от которого отказались кровные родители. То есть произошла катастрофа — нарушилась природная связь с людьми, которые дали ему жизнь. Все мы знаем, на что способна мать, защищающая своего ребенка, но мало кто знает о том, что происходит с человеком, оставленным родителями. Это все равно как если бы небо изменило свое местоположение.
И государство в лице суда отвечает за то, чтобы не свершилась вторая катастрофа: чтобы ребенок не был разлучен с назваными родителями.
Да, правосудие формально, иначе оно вообще не было бы возможно. Но формальность — не равнодушие. И хотя в законах нет такого понятия, законодатель в силу естественных причин, видимо, все же рассчитывает на одушевленную деятельность слуг закона. Иначе — тьма и хаос.
Вот смотрите: в материалах дела нет ни одного безусловного доказательства желания Ирины Петровой вернуть ребенка. Все они какие-то кривые: обращалась не туда, звонила не туда, письмо отправила не туда. Зато есть множество доказательств безупречной репутации усыновителей — ведь у них уже есть один усыновленный ребенок, и этот опыт, разумеется, должен учитываться. А кроме того, физическое состояние ребенка, в прямом смысле слова поставленного на ноги вопреки множеству злых диагнозов, говорит само за себя. И вот эти-то доказательства, а именно документы о состоянии здоровья Олеси, не были приобщены судом к делу. Так ведь это самое главное! Из документов ясно, в каком состоянии находился ребенок, взятый Кирюшиными из больницы. Это не был обворожительный голубоглазый ангел с льняными локонами — это был практически неподвижный ребенок. Вот какой он был — и вот какой стал. Как же суд, принимая столь ответственное решение, обошелся без них? И материалы психологического тестирования на предмет привязанности ребенка к родителям тоже не понадобились. Остались одни бумажки о звонках?
Между тем на прошлой неделе в зюзинскую опеку снова приезжала бабушка Олеси и снова спрашивала о том, какие льготы положены многодетным семьям. Ведь Ирина Петрова ждет четвертого ребенка. И в случае возвращения Олеси в семье будет четверо детей. Тогда можно худо-бедно существовать на пособия. Поди плохо — тут и работать не обязательно…
А со дня вступления решения суда в законную силу прошло уже три недели. Про льготы бабушка спрашивала, а за ребенком так никто и не явился.
Государство наконец повернулось лицом к брошенным детям. Люди начали брать их под опеку, усыновлять, и хоть все движется очень медленно, похоже, что дело сдвинулось с мертвой точки. Но кто же будет усыновлять детей, когда одним росчерком пера их могут отобрать? Просто взять и отобрать. Ведь сердце к делу не приобщишь.
Недавно одного мальчика спросили, чем искусство отличается от жизни. Он ответил: «Жизнь — это реальность, в ней нет второго раза». Петров Федя, 4 А.
P.S. Имена героев изменены.
Нина Кирюшина со своим будущим мужем познакомилась еще в школе, а замуж вышла в 18 лет. Сейчас ей 45. За 27 лет совместной жизни они воспитали двух замечательных сыновей. Алексей и Василий прекрасно учились в школе, оба получили высшее образование, живут самостоятельно, работают. Нина Николаевна — детский психолог, а ее муж Алексей Васильевич Кирюшин руководит отделом продаж в процветающей фирме. И все у них есть, а одно желание не сбылось: мечтали о дочках, а судьба распорядилась по-своему.
В 2011 году они удочерили девочку, которой было 14 дней от роду. Ее никто не брал, потому что она была как Дюймовочка, весила всего 2 кг 400 г — нестандарт. В заявлении родителей об отказе от ребенка было написано: лишний рот не нужен. Такое же заявление подписала и бабушка Дюймовочки. Сейчас это ребенок, похожий на цветок. Отец в ней души не чает. И супруги решили удочерить еще одну девочку.
Собрали все документы, ездили, искали, и, наконец, в августе 2013 года им сообщили: в московской больнице лежит новорожденная девочка, мама которой, Ирина Петрова, уже во время родов сказала врачам, что забирать ее не намерена. На второй день после родов она написала заявление об отказе, в котором говорится: «Не хочу обрекать на нищету еще одного ребенка». В семье Петровых к тому моменту уже было двое детей.
Кирюшины забрали Олесю 16 августа 2013 года. Ей было три недели. Невролог сказал им: подумайте, что вы делаете… И было о чем подумать: ребенок не двигал руками, не фиксировал взгляд, поражение центральной нервной системы, внутриутробная инфекция, кривошея и много чего еще.
На замечание невролога муж Нины ответил: дома разберемся.
Чтобы не терять времени на бумажные хлопоты, сначала они взяли Олесю под опеку. Нельзя было терять ни минуты, они же понимали, что нужно как можно скорей заняться лечением девочки. Первое время она не набирала вес и была похожа на птенца, выпавшего из гнезда.
Чего только не делали: массажи, ванночки, лекарства по часам… Со временем выяснилось, что одна нога у малышки подворачивается, — они за ней ползали, чтобы зафиксировать ножку. И победили: сейчас Олесе год и месяц, она ходит, начала говорить и драться. Характер решительный. Правда, все еще очень миниатюрная, весит всего 8 кг 800 г. Ну, дело житейское. Для барышни это не самая большая беда, барышни должны быть похожи на бабочек.
В сентябре Кирюшины подали в Реутовский суд заявление на удочерение Олеси. Судья, как положено, направил запрос в Зюзино, по месту рождения ребенка, и в отдел опеки по месту жительства Кирюшиных — не было ли от биологических родителей заявления о возврате девочки. Отовсюду пришел ответ: никаких заявлений не было.
И 16 октября 2013 года суд вынес решение об удочерении Олеси.
* * *
А на следующий день в Реутовский отдел опеки приехали биологические родители и бабушка Олеси. Ирина Петрова хотела узнать, в какую семью попал ребенок, почему он уже усыновлен, а потом объяснила, что передумала отказываться от дочери. При этом никаких письменных заявлений он не подала.
Надо сказать, что еще в начале октября в опеку приезжала бабушка. Она жаловалась на нищету, сказала, что зять мало получает, и все интересовалась, какие льготы положены многодетным семьям. Заведующая отделом опеки обратила внимание на то, что бабушка ни разу не спросила о том, как себя чувствует Олеся.
Петровы живут в одной квартире с матерью Ирины. Так вот, мать только спустя полтора месяца узнала о том, что ее дочь родила третьего ребенка и оставила его в роддоме.
14 ноября 2013 года Петровы обратились в опеку с заявлением об отмене решения об удочерении. Мать Олеси написала, что вернулась домой из роддома, посмотрела детям в глаза и поняла, что не сможет жить без дочери.
18 ноября органы опеки отправили им ответ. Там говорилось, что решение об усыновлении уже принято.
29 декабря 2013 года биологические родители Олеси обратились в суд с заявлением об отмене решения об усыновлении.
13 января 2014 года состоялось первое заседание.
Судья предложила истцам предоставить доказательства того, что они разыскивали Олесю.
Петровы предъявили суду распечатку телефонных звонков, из которой следовало, что 22 сентября в 22 часа они звонили в приемное отделение роддома, где родилась Олеся, — разговор продолжался несколько секунд. Зачем они звонили в приемное отделение, где дают справки о роженицах, — это уже другой вопрос. Кроме того, по словам Петровых, они трижды звонили в отдел опеки. Однако номер телефона в распечатке оказался номером телефона какой-то квартиры. В суде сотрудник отдела опеки пояснил, что у них совсем другой телефон.
И, наконец, Петровы предъявили квитанцию об отправлении письма в опеку. Это уже совсем загадочная штука. В квитанции четко написан адрес: Одинцово, главпочтамт, отдел опеки, В.Ю. Кучеренко. Но дело в том, что отдел опеки находится в Реутове. С таким же успехом могли указать Горки, Барвиху — ну что-нибудь посимпатичней. А вот фамилию заведующей отделом опеки указали правильно. Но как она могла бы догадаться, что ей на главпочтамт в другой город пришло письмо, тоже постичь невозможно.
В справке из Одинцовского почтамта говорится, что письмо потерялось. А там, по словам Петровых, как раз и находилось заявление с требованием о возврате ребенка.
Судья Красуцкая приобщила к делу эту квитанцию. Правда, копии заявления у истцов тоже не оказалось. Ну, всякое случается.
По ходатайству реутовской опеки в суде выступил юрист роддома, в котором появилась на свет Олеся. Она сказала, что Петрову уговаривали не отказываться от девочки и предложили разные варианты выхода из положения, поскольку она ссылалась на то, что в семье нет денег на содержание третьего ребенка. В частности, было предложено поместить новорожденного ребенка в дом малютки — до той поры, пока у семьи не изменится материальное положение. По словам юриста, мать от этого предложения категорически отказалась и сразу подписала необходимые документы. Все они были предъявлены суду и находятся в материалах дела. Несмотря на это Петрова обвинила администрацию роддома в том, что ей не объяснили, что ребенка можно на время поместить в дом малютки.
В марте 2014 года Нину, Алексея и Олесю Кирюшиных протестировали в консультационном центре поддержки семьи. Результаты теста показали, что Нина Николаевна и Алексей Васильевич ведут себя как родители Олеси, а не действуют из жалости. Олеся очень привязана к родителям, психологически и эмоционально развита прекрасно, но физически все еще слаба.
Психолог, который проводил исследование, приехал в суд, но его слушать не стали, сказали, что это к делу не относится.
И 25 апреля 2014 года судья Реутовского городского суда Н.Б.Красуцкая вынесла решение об отмене удочерения Олеси Петровой.
4 августа 2014 года судебная коллегия по гражданским делам Московского областного суда оставила его без изменения. То есть от имени государства принято решение о возвращении Олеси биологическим родителям.
* * *
Давайте внимательно прочтем решение Реутовского суда.
Там говорится: «Усыновление ребенка может быть отменено в случаях, если усыновители уклоняются от выполнения возложенных на них обязанностей родителей, злоупотребляют родительскими правами, жестоко обращаются с усыновленным ребенком, являются больными хроническим алкоголизмом или наркоманией.
Суд вправе отменить усыновление ребенка и по другим основаниям исходя из интересов ребенка и с учетом мнения самого ребенка».
Как мы знаем, усыновители от выполнения возложенных на них обязанностей не уклоняются, с ребенком обращаются как родители, алкоголиками или наркоманами не являются.
Между тем в Семейном кодексе (далее СК) перечислены конкретные причины, по которым может быть отменено решение об усыновлении, — если их нет, не может быть и речи об отмене решения. Реутовский суд свое решение нормами СК не аргументировал. А никаких «других оснований», кроме перечисленных выше, для отмены усыновления по закону не существует.
Читаем дальше.
«Действующим законодательством установлено право ребенка жить и воспитываться в семье, которое включает в себя такие права ребенка, как право знать своих родителей; право на заботу родителей; право на воспитание своими родителями; право на обеспечение его интересов и всестороннее развитие; право на уважение его человеческого достоинства.
Право ребенка жить и воспитываться в семье не может быть реализовано лишь в исключительных случаях, если совместное проживание с родителями противоречит интересам ребенка, при лишении родительских прав или при ограничении их в родительских правах».
Совершенно справедливо: Семейным кодексом установлено право ребенка жить и воспитываться в семье, право на заботу родителей и т.д. Но только суд почему-то считает родителями Олеси Ирину Петрову и ее мужа, в то время как, согласно закону, с момента вынесения решения родителями ребенка считаются ее усыновители. И все, что мы читали о правах ребенка на заботу родителей, теперь относится не к Петровым, а к Кирюшиным.
«По мнению суда, юридически значимым обстоятельством для разрешения возникшего спора является установленный в ходе судебного разбирательства факт волеизъявления истицы на отзыв своего согласия на удочерение ребенка до вынесения решения суда об удочерении, что следует из ее поведения (звонки в роддом, отдел опеки с целью установления места нахождения ребенка, обращение за юридической помощью), а также из обращения 17 октября 2013 года, до вступления решения суда в законную силу, в органы опеки и попечительства по возврату ребенка (обстоятельство, которое не отрицается самим ответчиком)».
Ирина утверждает, что приняла решение о возвращении ребенка сразу после того, как приехала домой из роддома. Однако это всего лишь слова — она не вернулась ни в тот же день, ни на другой день, и в роддоме никто о ее намерениях ничего не знал и знать не мог.
Ирина ссылается на то, что в конце августа и в конце сентября она звонила в органы опеки округа Зюзино, что подтверждено распечатками телефонных звонков. Но, во-первых, номер телефона, по которому она звонила, не является номером телефона отдела опеки, а во-вторых, из самого факта звонка не следует ничего, кроме того, что он имел место. А для чего человек звонил? Пожаловаться на жизненные трудности, рассказать о своих болезнях или еще для чего-нибудь — это установить из распечатки невозможно.
Более того, она обращалась в известную юридическую фирму для получения консультации — и, значит, она не могла не знать о положении статьи 129 СК, то есть о том, что она имеет право отказаться от согласия на усыновление. И если бы она действительно хотела вернуть ребенка, то немедленно обратилась бы с письменным заявлением в органы опеки.
Еще раз: права Олеси на заботу родителей были нарушены 24 июля 2013 года, в тот день, когда ее биологические родители написали заявление о согласии на усыновление их общего ребенка.
Эти права были восстановлены в день принятия решения об усыновлении, когда у нее снова появились родители — Нина и Алексей Кирюшины.
Согласно статье 137 СК России, усыновители приобретают все права и обязанности кровных родителей. С принятием решения об усыновлении отношения между биологическими родителями и ребенком полностью прекращаются, в связи с чем отозвать данное ими согласие на усыновление уже невозможно.
В апелляционном определении от 4 августа 2014 года говорится: «Удовлетворяя исковые требования, суд… обоснованно исходил из того, что в ходе судебного разбирательства установлен факт волеизъявления истицы на отзыв своего согласия на удочерение ребенка, что следует из ее поведения (звонки в роддом, отдел опеки, обращение за юридической помощью), а также из обращения 17 октября 2013 года, до вступления решения суда в законную силу, в органы опеки и попечительства…»
Как-то неловко напоминать Московскому областному суду о том, что в соответствии со статьей 129 СК право это кровные родители утрачивают именно в день оглашение решения, а не в момент вступления его в законную силу.
* * *
Право ребенка на заботу родителей — наверное, старейшее из всех человеческих прав и возникло тогда, когда человек начал ходить на двух ногах. Поэтому дела по искам об отмене решения об усыновлении — дела исключительные. Во время судебного слушания в прямом смысле этого слова решается судьба ребенка, от которого отказались кровные родители. То есть произошла катастрофа — нарушилась природная связь с людьми, которые дали ему жизнь. Все мы знаем, на что способна мать, защищающая своего ребенка, но мало кто знает о том, что происходит с человеком, оставленным родителями. Это все равно как если бы небо изменило свое местоположение.
И государство в лице суда отвечает за то, чтобы не свершилась вторая катастрофа: чтобы ребенок не был разлучен с назваными родителями.
Да, правосудие формально, иначе оно вообще не было бы возможно. Но формальность — не равнодушие. И хотя в законах нет такого понятия, законодатель в силу естественных причин, видимо, все же рассчитывает на одушевленную деятельность слуг закона. Иначе — тьма и хаос.
Вот смотрите: в материалах дела нет ни одного безусловного доказательства желания Ирины Петровой вернуть ребенка. Все они какие-то кривые: обращалась не туда, звонила не туда, письмо отправила не туда. Зато есть множество доказательств безупречной репутации усыновителей — ведь у них уже есть один усыновленный ребенок, и этот опыт, разумеется, должен учитываться. А кроме того, физическое состояние ребенка, в прямом смысле слова поставленного на ноги вопреки множеству злых диагнозов, говорит само за себя. И вот эти-то доказательства, а именно документы о состоянии здоровья Олеси, не были приобщены судом к делу. Так ведь это самое главное! Из документов ясно, в каком состоянии находился ребенок, взятый Кирюшиными из больницы. Это не был обворожительный голубоглазый ангел с льняными локонами — это был практически неподвижный ребенок. Вот какой он был — и вот какой стал. Как же суд, принимая столь ответственное решение, обошелся без них? И материалы психологического тестирования на предмет привязанности ребенка к родителям тоже не понадобились. Остались одни бумажки о звонках?
Между тем на прошлой неделе в зюзинскую опеку снова приезжала бабушка Олеси и снова спрашивала о том, какие льготы положены многодетным семьям. Ведь Ирина Петрова ждет четвертого ребенка. И в случае возвращения Олеси в семье будет четверо детей. Тогда можно худо-бедно существовать на пособия. Поди плохо — тут и работать не обязательно…
А со дня вступления решения суда в законную силу прошло уже три недели. Про льготы бабушка спрашивала, а за ребенком так никто и не явился.
Государство наконец повернулось лицом к брошенным детям. Люди начали брать их под опеку, усыновлять, и хоть все движется очень медленно, похоже, что дело сдвинулось с мертвой точки. Но кто же будет усыновлять детей, когда одним росчерком пера их могут отобрать? Просто взять и отобрать. Ведь сердце к делу не приобщишь.
Недавно одного мальчика спросили, чем искусство отличается от жизни. Он ответил: «Жизнь — это реальность, в ней нет второго раза». Петров Федя, 4 А.
P.S. Имена героев изменены.
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
0
трогательная история! а судья тоже, наверное, от взятки не отказался! девочку жалко!
- ↓
0
Да-а, жаль Кирюшиных и малышку! Думаю, мы о ней ещё услышим — жаль, что плохое! Ведь в своей «РОДНОЙ» семье она быстро никому НЕ БУДЕТ НУЖНА…
- ↓
+1
И чего переливать из пустого в порожнее? Денег мамаша захотела, а как подкатить что бы не послали эти алкаши не знают.Вот и всё!
- ↓
