Российские колонии утопят в крови

Правительственная комиссия по законопроектной деятельности одобрила предложенные Минюстом поправки в закон об исправительных колониях. Они уточняют порядок применения силы и спецсредств к заключенным. Давайте попытаемся разобраться, чем грозят обитателям колоний возможные изменения.

Минюст предложил поправки в законы «Об учреждениях и органах, исполняющих уголовные наказания в виде лишения свободы» и «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений» в декабре прошлого года. Законопроект подготовлен в целях реализации Концепции развития уголовно-исполнительной системы (УИС) России до 2020 года. На сайте правительства сообщается, что законопроектная комиссия уже одобрила его — таким образом, вскоре документ будет рассмотрен Кабмином. Основатель социальной сети «ГУЛАГу.Нет» Владимир Осечкин утверждает, что отправленные на рассмотрение правительством поправки фактически не прошли согласования с экспертным и правозащитным сообществом в Общественной палате. «В ОП есть комиссия по взаимодействию с региональными ОНК, которые посещают места принудительного содержания и изнутри знают все реальные проблемы как заключенных, так и сотрудников. То, что правительственная комиссия уже согласовала этот законопроект и миновала созданные институты взаимодействия с гражданским обществом и с экспертным сообществом, хотя есть и ОП, и открытое правительство, это уже само по себе говорит о том, что данные поправки, очевидно, не выдержат никакой публичной критики», — объяснил он.
Среди прочего, доработанный текст законопроекта вносит изменения в главу V закона «Об учреждениях и органах, исполняющих уголовные наказания в виде лишения свободы», которая предусматривает отдельные статьи для применения физической силы, спецсредств и оружия. Именно она и вызывает опасения правозащитников. Если в действующем сейчас законе первая статья этой главы называется «Общие требования к применению физической силы, специальных средств и оружия», то Минюст предлагает переформулировать ее заголовок так: «Право на применение физической силы, специальных средств и огнестрельного оружия». Слово «право», появившееся в заглавии статьи, регламентирующей обстоятельства, при которых надзиратели могут оказывать физическое воздействие на заключенных, настойчиво повторяется по всему тексту документа. Так, действующий закон говорит, что сотрудник УИС не просто может применить силу или спецсредства к осужденному, но «имеет на это право».
Между выговором и избиением
Сейчас сотрудники УИС могут применять физическую силу к заключенным в порядке, предусмотренном законодательством, «на территориях учреждений, исполняющих наказания, прилегающих к ним территориях, на которых установлены режимные требования, и на охраняемых объектах для задержания осужденных, пресечения преступлений и административных правонарушений, совершаемых осужденными», если ненасильственным способом выполнить их законные требования невозможно. Минюст же предлагает эту длинную формулировку заменить на лаконичное «сотрудник УИС может применять физическую силу, в том числе боевые приемы борьбы, если несиловые способы не обеспечивают выполнения возложенных на него обязанностей». «Можно называть это приемами рукопашного боя и самбо, но по-русски это избиение. Сегодня избиение является уголовно наказуемым деянием, карается заключением от трех до десяти лет лишения свободы. Эти же поправки развяжут руки, и по поводу и без повода сотрудники будут заниматься рукоприкладством», — комментирует это нововведение Осечкин.
В поправках Минюста есть уточнения о применении силы, которые в действующей версии закона отсутствуют. Согласно им, сотрудник УИС может применить силу не только для пресечения преступлений, но и для пресечения нарушений режима содержания. «К примеру, идет построение, и у одного заключенного в суматохе потерялась феска (кепка на тюремном сленге), и он вышел на плац с неприкрытой головой. Если сейчас на него максимум могут составить выговор или при повторном нарушении заключить в карцер, то в случае принятия поправок к нему могут запросто подойти и ударить по лицу, и это будет по закону. Заключенный отказывается делать зарядку, и его наказывают не выговором, а избиением, и это законно», — говорит правозащитник.

Владимир Осечкин.
Помимо этого, Минюст предлагает дать надзирателям право применять силу не только для задержания осужденного или «преодоления противодействия законным требованиям сотрудника УИС», но и для осуществления обязанностей по конвоированию. Поскольку формулировка законопроекта разрешает применять силу тогда, когда «несиловые способы не обеспечивают выполнения возложенных на него обязанностей», Осечкин резонно замечает, что в случае его принятия сотрудники УИС смогут, к примеру, избить заключенного, отказавшегося конвоироваться из-за боли в животе.
В перечень оснований для применения спецсредств авторы законопроекта предлагают добавить следующую формулировку: «Когда они (заключенные) своим поведением дают основание полагать, что могут совершить побег либо причинить вред окружающим или себе». Каким образом заключенный может «дать основание полагать», что он собирается сбежать, в законопроекте не уточняется. «То есть уже за одно намерение можно избить человека. И каким образом можно доказать, что человек пытается или не пытается убежать? То есть человек неправильно чихнет, посмотрит, какой-то жест сделает, и после этого тюремщики смогут его избивать и ссылаться на эти нормативно-правовые акты», — уверен Осечкин.
Сейчас надзиратель может применить к заключенному спецсредство, только если «неповиновение» или «сопротивление», которое он оказывает, является «злостным». В редакции Минюста это слово исчезло. «По сути дела, эта новелла — легализация превышения должностных полномочий с применением насилия, и в случае ее принятия сотруднику, чтобы оправдать избиение заключенного, достаточно будет сослаться на новые нормативы и написать: «Я в его глазах, по его поведению, в его жестах понял, что он собирается совершить нападение на меня или побег, и поэтому я применил к нему спецсредства, применил к нему методы борьбы и связал его подручными средствами»», — полагает собеседник.
Сам же перечень оснований для применения спецсредств в новом законопроекте возрос до десяти пунктов (в нынешней версии закона их пять). К общепринятым основаниям, таким как «для отражения нападения» или «для пресечения массовых беспорядков», добавляются уточняющие «для блокирования движения групп осужденных» или «для задержания осужденного, если он может оказать вооруженное сопротивление».
Нужно больше спецсредств
Примечателен перечень предметов, которые законопроект определяет как «спецсредства». Помимо «палок специальных» и «служебных собак» к ним добавляются «электрошоковые устройства» и «светошоковые устройства». Согласно действующей редакции закона, сотрудник колонии в случае, например, массовых беспорядков, в отсутствие наручников может применить к заключенному «подручные средства связывания». В редакции Минюста же «средства сковывания движения» и вовсе вынесены отдельным пунктом. Что именно представляют собой эти «средства», не уточняется. «Правозащитники неоднократно находили в колониях ремни, на которых распинали заключенных, например, в Копейской колонии № 6, за что теперь судят ее экс-начальника Дениса Миханова. Если по действующему законодательству это однозначно указывает на признаки преступления, потому что есть спецсредство, наручники, а ремни не являются спецсредством, то теперь эти поправки позволят тюремщикам бить заключенных, связывать их веревками, жгутами, ремнями. Фактически привязывание будет узаконено. Даже если правозащитники придут в колонию и обнаружат там распятого заключенного, то тюремщики всегда скажут: «Он пытался сбежать, и мы его таким образом нейтрализовали», — комментирует Осечкин.
По словам правозащитника, эта мера абсолютно излишняя, поскольку периметр СИЗО и колоний охраняется снайперами, а случаи побегов единичны и нет необходимости менять из-за них закон. Однако есть в измененной Минюстом главе V и ограничения на применение спецсредств: так, «палкой специальной», согласно документу, нельзя бить по голове, шее, ключицам, животу, половым органам, в область проекции сердца, а водометы нельзя применять при температуре ниже нуля градусов.
Статья законопроекта, регламентирующая порядок применения оружия, отличается от действующей версии меньше остальных, однако и в ней можно обнаружить изменения. Сейчас порядок ношения оружия на территории колоний и СИЗО устанавливают территориальные органы УИС. Минюст же предлагает переформулировать эту норму таким образом, чтобы носить оружие в колониях можно было бы только для «пресечения противоправных действий осужденных». Основания для его применения остаются теми же — защита от нападения, пресечение попытки завладеть оружием или транспортом, освобождение заложников и захваченных зданий, пресечение побега и отражение вооруженного нападения на здания УИС, а также «обезвреживание животного», угрожающего чьей-либо жизни и здоровью.

Денис Механов в зале заседаний челябинского Центрального районного суда.
Основное изменение, касающееся порядка использования оружия в колониях, содержится в пункте 31.3, которым Минюст предлагает расширить закон: «Гарантии личной безопасности вооруженного сотрудника УИС». В ней говорится, что надзиратель имеет право выстрелить в заключенного, которого ему нужно задержать, если тот попытается завладеть его оружием либо приблизиться к сотруднику колонии, «сократив при этом указанное им расстояние». Каким образом надзиратель должен определить это расстояние, поправки не проясняют. «А вдруг сотрудник будет пьяный и не сможет адекватно оценить, насколько заключенный приблизился к нему, вдруг ему покажется что-то?», — задается вопросом адвокат Сергей Бадамшин, ознакомившийся с текстом законопроекта.
Отдельно в законопроекте оговариваются последствия применения физического воздействия к заключенным для сотрудников УИС. В предложенной Минюстом редакции прямо говорится, что надзиратель не несет ответственность за вред, причиненный осужденному при применении силы, спецсредств или оружия, если оно осуществлялось «по основаниям и в порядке, которые установлены настоящим законом». Бадамшин полагает, что этот пункт является главной целью его авторов. «Этот пункт так сформулирован, что применение силы в отношении заключенного и причинение ему вреда в случае их обоснованности освобождают сотрудника от любой ответственности, даже от материальной. Он вызывает больше всего вопросов. Видимо, для этого закон и писался», — говорит он.
Мастерство юридической техники
По словам Осечкина, принятие этих поправок станет прыжком от современной пенитенциарной системы, ради которой затевалась госпрограмма «Юстиция», «обратно в ГУЛАГ». «Но если в ГУЛАГе уничтожали людей по идеологическому принципу, то сегодня в колониях свирепствует коррупция, поэтому уничтожать будут тех, у кого кончатся деньги. Преступления, за которые сегодня осуждены недобросовестные тюремщики, будут легализованы. Принятие этих поправок развяжет руки нынешним надзирателям, и, учитывая их низкий профессиональный уровень, низкий уровень образования и степень напряженности, которая сейчас царит во взаимоотношениях с заключенными, я могу с полной уверенностью сказать: российские колонии утонут в крови», — прогнозирует он.
По его словам, сейчас в этих поправках нет никакой необходимости, поскольку законом предусмотрены все меры дисциплинарных взысканий, с помощью которых ФСИН может эффективно противодействовать криминальным лидерам, которые дезорганизуют работу колоний. Осечкин уверен, что череда громких обвинительных приговоров, которыми в последние годы заканчивались дела о насилии в колониях, например об убийстве заключенного брянской колонии № 6 Владимира Волкова и заключенного саратовской колонии № 13 Артема Сотникова, подействовали на «сотни тысяч сотрудников ФСИН как холодный душ». «Рядовой тюремщик понял, что если завтра кого-то побьет, а у него, не дай бог, сердце остановится из-за синяков, то его просто на десять лет в колонию самого посадят. И после этого из многих региональных управлений были недовольные звонки и обсуждения в Минюсте о том, что сами сотрудники колоний боятся работать, боятся применять спецсредства, боятся быть осужденными. Поэтому этот закон прошел правительственную комиссию — силовой блок хочет, чтобы они не боялись, чтобы били, чтобы дубинка, кулак, насилие стали главными средствами исправления. Но это — прыжок обратно в прошлое», — рассказывает правозащитник.
Адвокат Бадамшин на предположение Осечкина о том, что принятие этих поправок позволят «утопить колонии в крови», ответил: «Этому не мешает и действующая версия закона». «Эти поправки не позволяют утопить колонии в крови, но и не запрещают этого делать. Я не вижу в нем, что он дает отмашку, давайте топить, но тем не менее эти новшества по поводу обнаженного оружия и по поводу того, что опасность нужно определять по поведению заключенного, — это путь к злоупотреблению. Все зависит от конкретного сотрудника, все на его усмотрение. Если сотрудник порядочный, — это один момент, а если это садист, то он будет пользоваться всеми возможностями, чтобы удовлетворить свои низменные амбиции. Этот закон не устраняет эти моменты. Он не ставит препон садистам. Это просто имитация бурной деятельности, закон ни о чем», — считает он.
Бадамшин предполагает, что авторы законопроекта могли сохранить размытые формулировки, дающие сотрудникам колоний почву для злоупотреблений, не из злого умысла и расчета, а лишь по причине недостаточно мастерского владения юридической техникой. «Тут налицо момент провала в юридической технике и русском языке. Назвать этот законопроект либерализирующим или ужесточающим сложно, но ясно, что законодатель просто ввиду недостаточной техники не смог исключить моменты, которые могут быть связаны со злоупотреблениями, и одновременно защитить органы ФСИН от заключенных», — полагает он. Резюмируя, юрист говорит, что законопроект «не исключает возможности злоупотреблений со стороны сотрудников ФСИН, не исключает пытки и физическое воздействие на заключенных», и в некоторых моментах даже «дает почву для них». «Люди, которые писали законопроект этот, за большим количеством слов и букв суть потеряли», — подытожил он.

Одиночный пикет возле Государственной думы в Москве.
В отличие от Бадамшина и Осечкина, руководитель Казанского правозащитного центра Игорь Шолохов не увидел в документе ничего опасного. «Я не вижу в этих поправках расширения обстоятельств, при которых можно применять силу. Если сотрудник УИС не может конвоировать подследственного, потому что у него живот заболел, то он не может, конечно, его избить, а если изобьет, то окажется на скамье подсудимых. Сотрудник УИС должен, в соответствии с должностными инструкциями, осуществлять определенные действия: конвоирование, охрану их, надзор. Если он все делает в соответствии с инструкцией, то все хорошо. Если ситуация выходит из-под контроля, и другими, не силовыми способами, он осуществлять свои обязанности не может, то он применяет силу, вот о чем этот текст», — уверен он.
По мнению Шолохова, поправки носят исключительно уточняющий характер, а Минюст, составляя их, преследовал благие намерения и пытался привести «букву закона в соответствие с духом времени». В любом случае, как бы ни менялось законодательство, «садиста ничто не остановит», констатирует он и вспоминает дело о гибели четверых осужденных в колонии № 1 Копейска. «Тогда был осужден генерал ФСИН и еще 17 сотрудников. Они тоже выполняли свои обязанности, но делали это так, как считали нужным, — «ломали» заключенных для того, чтобы они утратили человеческое достоинство, стали стадом, легко управляемым. Их «гасили», не только избивали, но и издевались. Этих людей никакие инструкции не останавливали и не остановили бы», — полагает Шолохов.
С надеждой на волевого человека
Как рассказал Осечкин, он уже отправил письмо председателю президентского Совета по правам человека с требованием экстренно собрать его заседание и провести публичное обсуждение по вопросу законопроекта. «В данном случае однозначная обязанность СПЧ — занять правозащитную позицию и до принятия этих чудовищных поправок, которые развяжут руки недобросовестным тюремщикам, экстренно собраться и довести свою позицию до президента РФ. Если поправки вступят в силу, работа ОНК и правозащитников будет просто обессмыслена. В случае, если СПЧ подключится и доложит об этих поправках президенту вместе со всей фактурой, то он как волевой человек, я уверен, их не подпишет», — прогнозирует он.
Начальник пресс-службы уполномоченного по правам человека в России Эллы Памфиловой Юлия Филонина сообщила РП, что омбудсмену известно о предложенных Минюстом поправках, однако пока конкретная позиция по этому вопросу не сформулирована. Сейчас сотрудники аппарата уполномоченного анализируют документ, утверждает она.
Как констатирует Осечкин, принятие этого законопроекта укладывается в общую канву происходящего в руководстве подведомственной Минюсту ФСИН. В качестве примера он приводит случай, произошедший в мае 2012 года. Тогда члены ОНК предали огласке факт убийства заключенного саратовской ИК № 13 Артема Сотникова, а тогдашний начальник ГУ ФСИН Саратовской области Александр Гнездилов в ходе пресс-конференции сообщил, что правозащитники распространяют лживые сведения о причастности к его смерти сотрудников колонии, «отрабатывая» западные гранты. В случае появления доказательств этого он пообещал уволиться. Несмотря на то, что пятеро сотрудников колонии в апреле этого года были признаны виновными в убийстве, свое обещание Гнездилов не сдержал — вместо увольнения его перевели на должность заместителя директора ФСИН РФ.