Как рейдеры от Минпрома подрывают обороноспособность России

Единственное в России предприятие, выпускающее редукторы для перспективных истребителей Су-57 и стратегических бомбардировщиков Ту-160, близко к разорению и закрытию, а его совладелец стал фигурантом уголовного дела. Причина банальна — производство захватили рейдеры, единственная цель которых — распродать активы.

Действовать они могут практически безнаказанно — схема выстроена так хитро, что конечного бенефицара просто нет. При этом этих якобы инвесторов главе ОКБМ рекомендовали не где-нибудь, а в Минпромторге — вместо того, чтобы выделить бюджетные средства, необходимые предприятию для развития.
Бывший генеральный директор и совладелец воронежского «Опытно-конструкторского бюро моторостроения» Валерий Дергилев обратился в редакцию Первого антикоррупционного СМИ, чтобы рассказать историю небольшого, но уникального в своем роде предприятия. ОКМБ на протяжении многих лет производило двигатели и редукторы для военных самолетов и вертолетов, а теперь находится на грани банкротства. Как конструкторскому бюро удавалось выживать в самые трудные годы, кто виноват в его нынешнем крахе, и как закрытие предприятия скажется на производстве летательных аппаратов для нужд ведомства Сергея Шойгу, в том числе — на серийной поставке в ВКС истребителей Су-57, которую анонсировал глава «Ростеха»Сергей Чемезов, — в интервью Валерия Дергилева ПАСМИ.

Спасение утопающих

«С деятельностью ОАО «Опытно-конструкторское бюро моторостроения» я впервые столкнулся в 2005 году, когда предприятие вошло в банкротство. Ко мне с просьбой помочь обратился генеральный конструктор АО «Камов» Сергей Михеев. Под угрозой была реализация программы Ка-226 и Ка-60 — без редукторов, которые разрабатывал и выпускал ОКБМ, эти вертолеты не полетели бы.
Я и ранее выводил предприятия из предбанкротных и банкротных состояний. Посмотрев документацию ОКБМ, пришел к выводу, что ОАО настолько запущено, что спасти его невозможно. Я подготовил программу, но ее непосредственной реализацией занимались другие люди.
Схема была такая — зарегистрировали ЗАО, учредителями стали инвесторы, которые вложили в компанию порядка 120-130 млн и выкупили имущественный комплекс на спецторгах Минпромторга, потому что предприятие было в списке поставщиков для «оборонки». По условиям торгов, у них было обязательство сохранить производство редукторов.
Через три года предприятие вышло на более-менее приличный уровень, и в 2008 году меня пригласили на должность директора. Тогда объем реализации был меньше 50 млн рублей, работало около 80 человек. Я сказал собственникам, что без инвестиций дальнейшего развития предприятия не будет. Они пообещали, что с 2010 года будут инвестиции, называлась сумма порядка 150 млн.
В 2010 году инвестиций не было, но предприятие начало развиваться за счет оборота. В начале 2011 года собственники выступили с предложением продать мне долю в 50%, а в сентябре заявили, что не хотят этим заниматься и продали мне оставшиеся 50% и все долги предприятия.
В то время у нас уже были договор с «Иркутом», уже полетел учебно-тренировочный Як-130, планировался объем порядка 30-35 самолетов в год. Плюс мы подписали договор на опытно-конструкторские работы с «Сухим», результат которых сейчас используется для Су-57. На предприятии работало около 150 человек, оборот был порядка 200 млн рублей. Экономические показатели были очень хорошие.

Сюрприз от Минпромторга

2011 год мы отработали хорошо, а в конце 2012 года начались проблемы: мы закрыли договор с «Сухим», но денег не получили: им не заплатило Минобороны, они не платили соисполнителям. Плюс по Як-130 снизили объемы производства с 30 до 10 самолетокомплектов в год и тоже не платили в срок. И у нас стала появляться финансовая дыра.
Я понимал, что за счет редукторов предприятие не выживет: на «Сухом» есть деньги — они платят, нет денег — они не платят. И мы решили возобновить производство двигателей, это рыночный продукт. Пошли в Минпромторг, предложили две темы: двигатель для легкомоторных самолетов и для вертолетов Ми-34. Но нам сказали: государственных денег нет, и когда они будут, неизвестно.
Вместо денег руководство Департамента авиационной промышленности Минпромторга предложило инвесторов, которые были готовы вкладывать в Ми-34 и нуждались в двигателе для него. Это были Сергей Шахов и Сергей Реботенко. Они представились сотрудниками «Трансмашхолдинга», но потом выяснилось, что они там не работают. Я им представил расчет на 650 млн инвестиций со сроком окупаемости около 5 лет. Это примерно та же программа, что мы планировали предложить государству.
Они сказали, что деньги будут, но им нужна доля 50%. Мы подписали договор, но потом инвесторы заявили, что им нужно еще 25%. Я согласился, тем более, что они дали предприятию заем на 25 млн. Я продал доли по номинальной стоимости — 50% стоила 50 млн, 25% — 25 млн. Также Шахов подписал соглашение, что они плюс к займу на 25 млн выкупают из вексельных долей еще 25 млн. У меня тогда остается 50 млн, и мы паритетно несем долговую нагрузку по предприятию.
Но они эти 25 млн долгов так и не выкупили, и с сентября 2013 года начались бесконечные обещания, что «сейчас все будет». В конце года говорили, что 650 млн даст совладелец «Трансмашхолдинга» Сергей Глинка. Но и этого не произошло.
Я поставил в известность Департамент авиапромышленности Минпромторга, но меня уверили, что программа Ми-34 будет. А в середине 2014 года новые акционеры ОКБМ просто самоустранились — не участвовали в управлении предприятием, не являлись на совет директоров.
В 2015 году Минпром пообещал нам новую разработку — частично по двигателю, частично — по редуктору для самолета. Но в последний момент нас сняли с конкурса — выяснилось, что у владельцев 75% ОКБМ конечный бенефициар — кипрский оффшор, что недопустимо при госконтрактах. В итоге мы потеряли порядка 380 млн. Я у них спросил, почему оффшор появился, они обещали все решить. В конце 2015 года они прислали выписку из ЕГРН, там оффшора нет, но поезд уже ушел.

Отобрать все

У предприятия появились собственные средства — прибыль по ОКРу «Сухого» и от серийного производства по контрактам с «Иркутом». За счет прибыли мы начали делать новый двигатель для Ми-34, и в августе 2016 года получили на него государственный сертификат.
Примерно тогда же мы начали искать источник финансирования на самолетный двигатель. Мне удалось вытащить Шахова и Реботенко на совет директоров, опять были обещания найти деньги, но дело снова ничем не закончилось. Мы пошли по банкам. Самые интересные условия нам предложил Внешэкономбанк, но там сказали, что нужно улучшить экономику. Я предложил Реботенко вариант, что у нас будет 50/50 доля и мы обнуляем все долги: я свои 80 млн, он — 25 млн. Он не согласился.
Тогда мы решили провести сделку с временным выводом принадлежащих ОКБМ зданий до января 2018 года: я за вексельный долг в 75 млн выкупаю здание, и у нас получается красивый баланс. Это было реализовано, но осенью 2017 года эти ребята без меня провели собрание участников, избрали совет директоров, сняли меня с должности, назначили подконтрольного Реботенко человека — Андрея Желдака.
Мы обратились в арбитражный суд, их юристы предложили подписать мировое соглашение, что мы избираем новый совет директоров. Но за несколько дней до подписания они оформляют протокол — передать функции гендиректора управляющей компании ООО «УК «Волга-Сити». А в январе 2018 года они приходят на предприятие с силовой поддержкой, меня на территорию не пускают, документы не предоставляют, хотя я участник общества.
У меня есть предположение, что они привлекли в совладельцы управляющей компании Сергея Фомина — тоже выходца из «Трансмашхолдинга», на тот момент — замгендиректора ООО «Холдинг Транспортные компоненты», а сейчас — замгендиректора «Вертолетов России». Я думаю, что они рассчитывали продать предприятие Фомину. А для этого, чтобы показать, что здесь красивая картинка, им нужен был контроль над предприятием. А я тут как зуб, который мешает.
Я дважды встречался с Реботенко, говорил что в такой ситуации нам работать вместе нет никакого смысла, поэтому — кто-то у кого-то выкупает долю и расходимся. Он согласился выкупить мою долю, обещал представить свои предложения. Но их я так и не получил, а позже его юрист моему юристу сказал открытым текстом, что «моим доверителям не интересно что-то выкупать, мы хотим просто так у него отобрать всё».
В итоге я подаю на взыскание долга в 5 млн, с процентами набегает порядка 13,5 млн. Иск удовлетворяет суд общей юрисдикции, засиливает областной суд, и в апреле 2018 года все это улетает в исполнительное производство. Они начинают коррумпировать приставов, мы начинаем жаловаться, в итоге в Советском районном отделе приставов по городу Воронежу снимают зама и начальника.

Премиальное дело

В феврале 2017 года они подали исковое заявление в арбитраж. Оно касается премий, которые я себе выплачивал за весь период работы на предприятии. Это восемь квартальных премий, они четко совпадают с кварталом, привязаны к выплатам других сотрудников, там все просто.
Но помимо этого в мае 2018 года они подают заявление в прокуратуру, прокуратура переадресовывает его в ГСУ Воронежской области, которое 28 мая возбуждает дело по 201-й статье — о незаконной выплате премий на сумму 3 млн 925 тыс. рублей.
8 июня на допросе следователь меня задерживает, помещает в изолятор, ходатайствует об избрании меры пресечения в виде нахождения под стражей. Но судья выносит решение о домашнем аресте. Потом выясняется, что 8 июля было возбуждено еще одно дело — о незаконной продаже зданий по заниженной цене. Обоснованием служат данные экспертизы, которая экспертизой не является: там прямо написано, что оценка проведена без осмотра имущества. Экспертиза оценивает недвижимость в 152 млн, соответственно ущерб — 76 млн. При этом кадастровая стоимость зданий — 54 млн, балансовая — 52 млн. Но это никого не волнует, и возбуждают еще одну 201-ю.
Пять месяцев никаких следственных действий не происходит, а в октябре на допросе выясняется, что 7 июля на предприятии были изъяты оригиналы приказов о квартальных премиях, о которых я говорил, а оригиналов приказов с годовыми премиями не существует. Я спрашиваю следователя — а как вы по копиям возбудили дело? Следователь начинает истерить, говорить, что вопросы задает он и т.д.
В ноябре он назначает экспертизы по оригиналам премий квартальных и по копиям премий годовых. В итоге получается, что на квартальных стоят мои подписи, что я не отрицал. А по годовым экспертиза сказала, что она не может определить подлинность.
Я таких приказов не издавал, поэтому уверен на 100%, что они сфальсифицированы. В уголовном деле подшиты копии приказов о годовых премия со штампом «Копия верна», подписанных исполняющим обязанности управляющего директора Желдаком, который и написал на меня два заявления о возбуждении уголовного дела. Указываю на это следователю (а сейчас у меня уже четвертый следователь) и прокуратуре — получаю от всех инстанций стандартные отписки, что мои данные не подтвердились.
Объективных подтверждений у них нет, кроме показаний двух человек. Против меня свидетельствует главбух, которая работает с 2017 года, и мой бывший зам. Они оба продолжают работать на заводе и очень хорошо оплачиваются. А начальник секретариата и другие теперь уже бывшие работники завода заявляют, что таких приказов не было — были только квартальные премии.
В январе я подал заявление на выход из общества. Они мне сейчас обязаны отдать или действительную стоимость доли в обществе, или в натуральном выражении. По самым скромным прикидкам до всей этой истории общество стоило более 400 млн. С учетом удешевления, растаскивания и т.д., меньше 40 млн моя доля стоить не будет, по мнению того же следствия. Выплачивайте и забирайте.

Начало конца

Все признаки говорят, что из ООО «ОКБМ» выводят денежные средства, чтобы потом грохнуть или продать предприятие. Так из документов, которые я запрашивал как совладелец, видно, что перечисляются денежные средства на управляющую компанию ООО «УК «Волга-Сити» в размере 1,6 млн рублей в месяц. Также выплачивается завышенная заработная плата руководству, в том числе фиктивным сотрудникам, фактически не работающим в ОКБМ. Общая сумма убытков по имеющимся документам — более 115 млн рублей. Я по этим фактам подал иск в Арбитражный суд Воронежской области. Кроме того, я подал заявление о возбуждении уголовного дела о выплате незаконной заработной платы.
И эти цифры — только на основании документов, полученных по судебному решению через исполнительное производство. Большая же часть документов не передается, даже при наличии судебного штрафа, который начисляется за каждый день неисполнения решения суда. Страшно представить, какие хищения скрывают, что даже судебный штраф не пугает.
По 2019 году предварительно зафиксированы убытки предприятия на уровне 16 млн. Снижается объем производства: 2015 год — 285 млн рублей, 2016 год —370 млн, 2017 год — 270 млн примерно, в 2018 году — около 200 млн, в 2019 — примерно 120 млн. В 2018-2019 годах на развитие предприятия не потрачено ничего. Это видно из аудиторской отчетной документации. В 2017 году потратили на техперевооружение более 20 млн. Далее — ноль.
Самолеты не полетятЕсли предприятие встанет, а все к этому идет, то точно будет сорвана работа по изделиям для нового самолета Ту, серийные поставки для Ту-160, встанет поставка для серийных Су-57 и Як-130. А отвечать за это никто не будет, ведь конечного собственника нет: 99% ООО “УК “Волга-Сити”” принадлежит ООО «Легкая Авиация», а 99% ООО “Легкая авиация”, в свою очередь, принадлежит ООО «УК «Волга-Сити». Есть правда, гендиректор “Волга-Сити” и соучредитель “Легкой авиации” Дмитрий Ромодашкин, но он явный номинал и найти его вряд ли кому удастся.
Между тем, уже сейчас есть признаки того, что будут сорваны важнейшие контракты в интересах Минобороны. Это контракт на выполнение опытно-конструкторских работ для нового самолета Ту, который еще я согласовывал в 2017 году. Дело в том, что они ликвидировали стенд для испытаний, необходимый для каждого изделия. Восстановить стенд практически невозможно — это целое хозяйство.
Есть еще контракт на серийное производство приводов для модернизированного Ту-160. Он тоже согласовывался еще при мне. Был срыв производства в 2018-2019 годах, и вроде бы даже он зафиксирован прокуратурой. Еще не закрыт контракт с «Сухим» — на ОКР по Су-57. Там испытания должны были закончиться в 2019 году, но, насколько я знаю, не закончились. Еще в 2019 году должен быть подписан контракт на серийное производство изделий для Су-57. И здесь сейчас, скорее всего, завалят сроки.
Я выходил на головных исполнителей на уровне замов — на «Туполева», на «Сухого», на «Иркут», предупреждал о возможном неисполнении госконтрактов. Говорят, пока гром не грянет, ничего сделать не могут. Я не мог не предупредить — я с ним столько лет работаю. Они конечно просят держать в курсе. И если у «Иркута» есть какой-то люфт, то у «Сухого» и «Туполева» на складе нет ничего.
Между тем, планетарные редукторы с необходимой для авиации точностью кроме ОКБМ в России не выпускает никто. В мире есть еще две компании, которые разрабатывают и производят подобные изделия — одна в Британии, вторая в США. Наладить в России еще одно подобное производство в краткие сроки невозможно — только на обучение сборщика планетарного редуктора уходит не менее года при наличии у него базовой квалификации.
А восстановить ОКБМ — вполне реально. Это самое оптимальное по набору опций предприятие для производства двигателей и редукторов. Если диверсифицировать по объемам производства, оно будет идеально работать.
Чтобы избежать таких ситуаций, ОАК должен иметь какой-то контрольный пакет в частных предприятиях. Это поможет иметь финансовую стабильность и контроль, чтобы никакие «товарищи» не перекрыли производство для стратегически важных проектов. Это выгодно всем. Если это предприятие как-то интегрировать, можно очень сильно сэкономить на себестоимости, капзатратах. Очень эффективная вещь объективно».