Зэки рассказали, как коронавирус изменил их жизнь в тюрьмах и колониях

Из-за эпидемии коронавируса россияне столкнулись с многочисленными ограничениями и были вынуждены изменить привычный образ жизни. В наиболее сложной ситуации оказались осужденные: они и так ограничены во многом, а теперь остались без свиданий с близкими и без передач.

Но самые суровые ограничения введены в СИЗО Москвы: изоляторы переведены на казарменный режим, доступ туда закрыли даже следователям и адвокатам.
16 марта Федеральная служба исполнения наказаний (ФСИН) России опубликовала на своем сайте объявление о том, что в местах лишения свободы приостанавливаются все свидания.
30 марта все московские СИЗО были переведены на так называемый казарменный режим. Это означает, что сотрудники заступают на службу и остаются на работе в течение 14 суток. С этого момента в изоляторах прекратили принимать любые передачи для заключенных.
31 марта в московских СИЗО приостановили прием новых арестантов — всех новичков свозят в одно СИЗО №7 в Капотне. Кроме того, прекращен допуск следователей и адвокатов в изоляторы; арестантов перестали вывозить на следственные действия и судебные заседания.
«Что будет без лекарств — не знаю»
Михаил, СИЗО №5 «Водник» (Москва):
— Лично у меня от карантина двоякие ощущения. Дело в том, что с 18 марта судьи стараются откладывать на вторую половину апреля заседания, не связанные с продлением ареста. Это означает, что тебя не возят в душном автозаке по всей Москве вместе с другими.
У нас ведь все построено так, что тебя рано утром, часов в семь, забирают из СИЗО, затем автозак разъезжает по изоляторам, собирает всех, у кого заседание в том же суде, что и у тебя.
Потом вас загоняют в тесное конвойное помещение, и там ты ждешь начала суда. Ни поесть, ни попить невозможноТак вот, уже вторую неделю в моей жизни этого нет, чему я очень рад. Я более-менее выспался, поел и вообще как-то почувствовал, что в жизни есть еще что-то, кроме пробок, запаха бензина и потных товарищей по несчастью, человеком наконец-то себя почувствовал.
Посмотрел телевизор несколько дней, он у нас есть в камере. Что интересно, на воле я редко его смотрел, а тут прямо подсел на всякие сериалы, которые там постоянно крутят. С их помощью отвлекаешься как-то от бесконечных размышлений о своем деле.
Неприятной новостью для меня стал запрет передач. Я человек не очень молодой, у меня проблемы с сердцем и давлением. И некоторые медикаменты мне могли передать только с воли, при моих диагнозах это разрешали, хотя и заставляли оформлять массу справок.
Кое-какой запас у меня пока есть, но что будет дальше без лекарств — не знаюКонечно, в тюремной медсанчасти мне дадут, если что, валидол тот же самый, но мне нужны лекарства посерьезнее. Ну, и еще одной проблемой станет отсутствие адвоката. Он мне приносил почитать документы по моему делу, какие-то вещи, которые мне нужны — например, новые очки, после того как старые я разбил случайно.
Кстати, начиная с прошлой недели общаться с адвокатом можно было только через специальное стекло в комнате для свиданий, а защитника заставляли надевать маску и бахилы перед проходом к нам. Теперь даже этого не будет. Надо приспосабливаться к новым условиям.
«Придется мыться в камере у отхожего места»
Сергей, СИЗО №4 «Медведь» (Москва):
— Меня во всех нововведениях из-за коронавируса больше всего расстроило то, что к нам теперь не ходит стоматолог. Здесь, в СИЗО, начинаешь ценить те вещи, о которых до того, как сюда попал, даже не задумывался. Вот заболел у вас зуб на воле — пошел да и вылечил. А здесь надо ждать, пока врач придет и тебя примет, а он не каждый день бывает.
В какой-то момент, когда я уже находился здесь, у меня зуб мудрости начал врастать в десну. Боль была адская! Я не мог заснуть от боли, чуть не плакал и порой будил сокамерников — они, конечно, этому были не очень рады. Потом в СИЗО пришел стоматолог и зуб удалил. Но теперь никакой помощи не будет до конца карантина. В медико-санитарной части есть терапевт — он, если что, может сделать обезболивающий укол. Но не больше.
Парикмахер к нам тоже ходить не будет. Его визиты не столь важны, но иногда стричься надо. Еще я так до конца и не понял, что теперь будет с посещением спортзала. Администрация уже дала понять, что, возможно, его работа пока прекратится. А спорт здесь очень важен: без регулярных физических упражнений иммунитет садится, появляются всякие болезни, которых не было до СИЗО.
Впрочем, у меня есть комплекс упражнений со своим весом, который я регулярно делаю. Это отжимания разными хватами, которые позволяют качать трицепсы и мышцы груди. Можно даже делать приседания с весом: попросить сокамерника сесть тебе на плечи и приседать.
Из-за карантина сейчас непонятно, можно ли будет дополнительно посещать душВидимо, и мыться придется в камере у отхожего места — с помощью пластиковой бутылки. Что касается отмены свиданий, то в изоляторе они и так редкость. Я уже больше года в СИЗО — и ни разу следователь мне его не разрешил. Так что мне от этой отмены ни жарко, ни холодно.
Пока работает ФСИН-письмо, и это очень хорошо. Я человек женатый, у меня есть дети. Дело не только в том, что я соскучился по супруге, — есть много моментов, связанных с воспитанием и образованием моих сына и дочки. И через ФСИН-письмо все эти вещи можно обсуждать. Конечно, есть и другие способы связи с волей, но подробно я их описывать не буду. Еще я слышал, что запретят заказ продуктов извне. Но я и раньше редко их заказывал, так что переживу этот запрет.
«Арестантов стали отпускать под домашний арест»
Дмитрий, СИЗО №1 «Матросская Тишина» (Москва):
— Главной особенностью карантина стало то, что администрация СИЗО наконец-то перестала постоянно переводить арестантов, в частности — меня, из одной камеры в другую. За три месяца я уже массу сокамерников сменил, это очень тяжело психологически. Сейчас же этого не происходит.
Кроме того, меня перестали возить на следственные действия — и я рад, что могу отдохнуть от своего следователя. Нельзя сказать, что он какой-то особенно плохой или предвзято ко мне относится. Но дело в том, что мое дело ведет женщина, причем довольно симпатичная.

У меня давно не было общения с прекрасным полом, а тут меня как бы дразнят, ведь надо думать, по идее, совсем о другом, но не получается. В общем, сплошное расстройство для нервов.
Я также заметил, что в последнюю неделю стали отпускать арестантов под домашний арест на этапе апелляционной жалобы на избрание меры пресечения или на этапе ее продленияИ с каждым днем таких случаев все больше и больше, особенно это касается тех, кого обвиняют в мошенничестве. Слушание же моей жалобы все время переносится, как я понимаю — тоже из-за эпидемии. А еще для меня важно, что нам до сих пор приносят газеты, телевизор я не люблю смотреть. Пока работает и библиотека, что очень хорошо. Книги реально спасают.
«Изоляция возможна только в ШИЗО»
Андрей, исправительная колония №14 (ИК-14) в Амурске (Хабаровский край):
— У нас никакой профилактики коронавируса не проводят. Например, в моей камере восемь человек. Недавно заболел сокамерник — лежал всю ночь с температурой, у него был сухой кашель, рвота, озноб. Его трясло. Позвали доктора, а нам ответили: нет дежурного, поскольку сейчас ночь. Наутро больному стало лучше, но только днем его в медсанчасть перевели. А ни меня, ни других сокамерников никто даже не осмотрел.
В нашей колонии из-за коронавируса отменили длительные свидания — а ко мне как раз должна была приехать женаЯ ждал этого свидания полгода, она взяла отпуск на работе. Очень обидно. Так еще запретили и прием передач, а кормят, грубо говоря, помоями — лучше бы совсем не кормили, а позволяли с воли передавать те же крупы, мясо или овощи. Мы бы сами себе готовили.
Что касается изоляции друг от друга, то она возможна только в штрафном изоляторе (ШИЗО), но туда попадают за проступки, а не в рамках борьбы с эпидемией. Так что пока сидим все вместе.
«Мы и так всегда на карантине»
Алексей, исправительная колония №6 (ИК-6), Себежский район (Псковская область):
— Пока вся борьба с эпидемией в нашей колонии заключается в том, что нам запретили свидания. Больше ничего особенно не поменялось — мы и так всегда на карантине по сравнению с внешним миром. Так что даже не знаю, что еще нам придумают.